Очаг культуры и светоч духовности, то бишь куруманскиймузей, помещался, как и следовало ожидать, в старинном двухэтажном доме той жедобротной купеческой построй ки, побольше размерами, чем тот, где Смолиннеожиданно стал законным жильцом. Располагался он чуть ли не в самом центрегорода – так что безусловно представлял собой лакомый кусочек дляприватизаторов, каковые везде одинаковы, что в столицах, что в таком вотзахолустье. Центр города – это центр города… Непонятно даже, как очаг и светочуцелел до сих пор – окружающие дома, явные современники музейного здания,увешаны гирляндами вывесок частных фирм (причем один из них некая, надополагать, небедная контора занимала в одиночку)….

В музей Смолин первоначально проник инкогнито – то есть непроникал, собственно, а попросту, притворившись мирным посетителем, купил билети минут за двадцать обошел оба этажа, оказавшись единственным, кто пожелалприобщиться к культуре. Чтобы составить должное впечатление, хватило беглогоосмотра. Классический набор захолустных раритетов: чугунная пушка концавосемнадцатого века (о чем свидетельствовала отлитая надпись), витринка спроржавевшими наконечниками стрел, каменными рубилами, горсточкой ракушек каурии прочим неинтересным ширпотребом каменного века; совершенно выцветший эполет, принадлежавший,как гласила пояснительная табличка, здешнему уроженцу поручику Терентьеву,участвовавшему в Крымской кампании; бляха сельского старосты (без булавки), двеказацкие шашки, пребывающие в удручающем состоянии, покоившиеся в витринке,посвященной Гражданской войне. Ну, и прочие мелочи из разных историческихпериодов – довоенная индустриализация (в виде муляжей золотых самородков имакета тогдашнего прииска), Отечественная, строительство Шантарской ГЭС (ккоему Куруман не имел ни малейшего отношения), полет Гагарина (то же самое).Чучело какого-то особенно выдающегося племенного барана, паршивенький «ПавелБуре» (даже не серебряный), макет первого трактора, строившего трассуКуруман—Шантарск, царские ассигнации начала двадцатого века, фарфоровые чашки иблюдо из сервиза купца Корнеева (средненький Кузнецов, ширпотреб), портретчиновника с бакенбардами и Анной в петлице, никакими пояснительными табличкамине снабженный… И тому подобное. С точки зрения Смолина, повидавшего настоящиераритеты, музейчик был пошлым любительским заведением, и не более того.

Убедившись, что здесь нет ровным счетом ничего интересного,он поправил галстук, коим обзавелся уже здесь, приосанился, спустился на первыйэтаж и вежливо поинтересовался у ветхой старушки-смотрительницы:

– А как бы мне Маргариту Петровну увидеть?

Старушка воззрилась на него так опасливо и подозрительно,словно подозревала в намерении безжалостно ее оглоушить и сгрести в мешокздешние «редкости»:

– А вам зачем?

– Я из Шантарского управления культуры…

И эффектно замолчал. С точки зрения закона, все было впорядке, он себя вовсе и не выдавал за госчиновника, он же не назвал должность,просто-напросто упомянул управление…

Был, конечно, риск, что бдительная бабуля документы попроситпредъявить – и он уже приготовился заявить с честнейшим видом, что забыл всемандаты в гостинице, да и вообще в Шантарске их носить как-то не принято.

Однако бабка, моментально помягчев, показала рукой:

– Вон туда проходите, где табличка «Посторонним входвоспрещен» – а там увидите… Я-то испугалась, опять эти…

– Капиталисты чертовы? – сочувственно спросилСмолин с большим знанием дела. – Так и вьются, как песенный черный ворон,непристойные предложения делают, здание оттяпать хотят?

– Они, ироды…

– Культура этого не допустит, – веско сказалСмолин, приятно улыбнулся бабуле и направился в указанную дверь.

За ней оказался узенький коридорчик с полудюжиной дверей. Навторой слева помещалась мутновато-белая эмалированная табличка с синей надписью«Директор». Судя по ее преклонному возрасту и специфическому шрифту, водруженаона была во второй половине двадцатых, и никак не позднее. Какое-то времяСмолин оглядывался и прикидывал. Судя по всему, это и есть единственное«подсобное помещение», небольшого, сразу видно, размера. Значит, никакихобширных запасников, где могло заваляться нечто чертовски интересное, тутнаверняка не имеется – ну, как обычно… Хотя и с провинциальными музеями иногдаочень интересные сюрпризы связаны.

Подойдя к двери с табличкой, он решительно постучал и, когдаизнутри громко пригласили войти, приглашению тут же последовал.

Комнатушка не особенно и большая, заставленная книжнымистеллажами и парочкой обшарпанных столов, на которых грудой навалены«редкости», которых он вдоволь насмотрелся в залах. Под потолком весело клубилсятабачный дым, а за третьим столом, заваленным бумагами, восседала почтеннаядама довольно преклонных лет, похожая скорее не на даму, а на какого-нибудьпарторга из фильмов конца пятидесятых – совершенно мужская физиономия, будто изполена топором вытесанная, седая шевелюра, расчесанная на косой пробор,старомодный жакет наподобие мужского пиджака, сигаретка закушена в углу рта.Крутая старушенция, одним словом, у такой в два счета очаг культуры ни за чтоне оттяпаешь…

– Чем могу? – поинтересовалась она прокуреннымбасом.

– Маргарита Петровна? – светски спросилСмолин. – Очень приятно. Смолин, Василий Яковлевич. Из Шантарска. Цельмоего приезда трудно, пожалуй что, сформулировать однозначно… я, можно смелосказать, искусствовед и в данном качестве консультирую самые разныеорганизации…

Старуха какое-то время разглядывала его колючими молодымиглазками, потом, запустив руку в бумажный ворох на столе, извлекла некийпредмет и протянула на ладони:

– Это что?

Не задумываясь, Смолин ответил, прилежно и внятно, словноученик на экзамене:

– Пряжка с ремня нижнего чина российской императорскойармии, судя по пушечкам, артиллериста.

– А это?

– Врачебная машинка для кровопускания, – сказалСмолин. – По-моему, начало века – тогда кровопускание считали лучшимсредством от массы недугов… А вон там у вас, насколько я могу отсюда разглядеть– классический кинжал тагарской эпохи, судя по тому, что нижняя часть отломана,из погребения поднят. Рядом с ним…

– Ладно, ладно… А в пуде килограммов сколько?

– Шестнадцать, – сказал Смолин, откровенноулыбаясь. – Вы не стесняйтесь, спрашивайте дальше…

– Сойдет, – сварливым басом сказаластаруха. – Производите впечатление человека знающего. Я было подумала, чтоэти олигархи очередного ходока подослали, на сей раз благообразного…

– Докучают?

– В последнее время малость притихли, но все равнопорою в двери скребутся…

– По-моему, проще всего было бы с самого началадокументы спросить… – сказал Смолин, обворожительно улыбаясь с таким ввидом, словно у него-то самого карманы битком набиты безукоризненными ксивами,свидетельствующими о его немалых заслугах на ниве искусствоведения.