Выйдя на площадку, он прикрыл входную дверь и, секундуподумав, запер ее на один из замков – некоторые куркульские привычки в этойжизни не лишни. Бесшумно ступая и чутко прислушиваясь, стал спускаться покрутой и кривой лестнице, скудно освещенной одной-единственной запыленнойлампочкой – просто удивительно, как ее еще не выкрутили здешние хозяйственныеаборигены.

Удары, постукивания, стоило ему спуститься на первый этаж,слышались все явственнее, доносились откуда-то снизу – точно из подвала. А вотдругих звуков не было – ни голосов, ни звяканья стаканов, ни прочих шумов,сопутствующих разгульной ночной пьянке люмпенского элемента или какой-нибудьпьяной разборке. Не нарваться бы на ораву дурных малолеток, забравшихся вподвал клею нюхнуть или бензинчиком подышать – этих волчат любой опытныйчеловек сторонится, потому что они могут быть опаснее иного серьезногобандюгана: ни понятий не знают, щенки, ни в жизни и смерти толком неразбираются, что в своей, что в чужой…

Ага, вот оно где! Как Смолин и прикидывал, вход в подвалоказался под лестницей, в самом дальнем уголке, к которому он днем и неприсматривался – а зачем? Низенькая дверца с полукруглым верхом, из толстыхдосок, схваченных увесистыми полосами темно-бурого от ржавчины железа: ручатьсяможно, сохранившаяся еще с царских времен. Кто бы ее, такую основательную,менял?

Дверь была распахнута – не приоткрыта, а именно наглораспахнута во всю ширь. Держась так, чтобы его не увидели изнутри, Смолинподкрался к ней (потянуло затхлой сыростью, гнилой картошкой и чем-то не менеескверным), прислушался. Никаких таких особенных шумов, ничего, чтосвидетельствовало бы о присутствии внутри группы людей, – время от временираздаются шаги (громкие, не робкие, не сторожкие, тот, кто там шерудится,нисколечко не таится, причем пьяной возни не слышно), время от времени слышитсяуже знакомое постукивание. Скрежетнуло что-то – будто выворотили неплотноприбитую доску. Рокотнуло что-то – будто отодвинули что-то тяжелое. Недолгаятишина. И снова – глухое постукивание.

Внутри, насколько можно определить, горит лампочка – нотакая же тусклая, как и на лестнице. Он там определенно один, ручаться можно…Итак?

Теперь уже было ясно, что опасаться пожара совершенно неследует. Там бродит один-единственный человек, который, судя по звукам, то лиустал, то ли решил передохнуть – стуки все реже и реже…

Однако тут еще присутствовало чисто человеческое любопытство– да вдобавок и некоторые, свойственные исключительно антикварам рефлексы.Подобные старинные дома требуют тщательнейшей проверки, это азбука антикварногодела. Вовсе не факт, что каждый из них таит нечто ценное, однако сплошь и рядомименно так и случается…

И Смолин принялся потихоньку спускаться по широкой крутойлестнице, сложенной из плоских плит строительного камня, какой в Шантарскеиспользовали с давних времен. Фонарик он пока что не включал – внутри обнаружиласьне одна лампочка, а целых три, протянувшихся вдоль подвала (впрочем, была еще ичетвертая, но она не горела).

Подвал, как и следовало ожидать в таком доме, оказалсясооружением внушительным: первоначально трудами строителей он был сделан в видеодного-единственного обширного помещения со сводчатым потолком, во всюдлину-ширину дома. Однако потом, естественно, новые жильцы обустроилисьпо-своему: слева остался достаточно широкий проход, а справа тянулась сплошнаяшеренга клетушек, или, по-сибирски, стаек – все сколочено из потемневших досок,судя по виду, наспех, на дверях выцветшей краской обозначены номера квартир.Все до единой двери распахнуты – ну конечно, уезжая, забрали нужное и оставилиненужное…

У противоположной стены, спиной к Смолину, а лицом,соответственно, к стене, сложенной из того же плоского камня, стоял человек вджинсах и легкой куртке. Наклонив голову к левому плечу, он постукивал покаменным торцам коротким ломиком – то расплющенным острием, то тупым концом.

«Так-так-так, – сказал про себя Смолин. – Все это,судари мои, чрезвычайно напоминает кладоискательские потуги… Ну что ж,логично…»

Подойдя к незнакомцу на расстояние метров десяти, он сказалбудничным, спокойным тоном:

– Бог в помощь, дядька…

Как и следовало ожидать, тот аж подпрыгнул, шарахнулся так,словно его, болезного, долбануло приличным количеством вольт. Отпрянул к стене,замахнулся ломиком – что было, в общем, бессмысленно, Смолин стоял достаточнодалеко.

Фонарик он не включал, света было достаточно. Демонстративнопоигрывая наганом (смотревшимся в полумраке еще более убедительно, чем придневном свете), начал:

– Что-то я не помню вашей персоны среди жителейздешних, которые из меня одного состоят… Тьфу ты, черт! Степа, ты тут какимисудьбами?

– Василий Яковлевич… ну мать же вашу! –обрадованно откликнулся помянутый, опуская ломик и явственнорасслабляясь. – А я уж подумал…

Смолин тоже расслабился, сунул наган в карман джинсов –перед ним как раз и стоял Степа Лухманов, куруманский контакт. Пожалуй что,полноправным антикваром его не следовало считать – в отличие от Матроса,сделавшего охоту за стариной смыслом жизни и единственным способом ксуществованию, Степа основным своим занятием полагал два продуктовыхмагазинчика, антиквариат для него был неким случайным приработком – крохотныйларечек для туристов, где продавался всякий хлам, не более того. Всемало-мальски ценное (попадавшее к нему главным образом случайно, а никак не врезультате систематических рысканий) он примерно раз в месяц привозил Смолину вШантарск. Любитель, одним словом. Правда, порой приносил в клювике что-нибудьинтересное – особенно в последний раз. Вот по поводу последнего раза у Смолинатеперь возникли определенные версии…

– Кладоискательствуешь? – с ухмылочкой поинтересовалсяСмолин. – Том Сойер ты наш…

– Вы ж сами говорили про старые дома…

– Говорил, – кивнул Смолин. – Только, еслипомнишь, уточнял, что начинать лучше с чердаков. А здесь… Тайник надеешьсянайти? Степа, Степа… Ну ты присмотрись, как следует. Стены – сплошной дикийкамень, пол тоже выложен вовсе уж солидным плитняком… Про потолок я уж и неговорю. Настоящий фюрербункер… Чтобы тут тайник устроить, нужно пару недельковыряться бригаде профессиональных строителей с нехилой техникой, никакоймирный обыватель в одиночку, подручными средствами, не справится…

Он легонько постучал торцом фонарика по ближайшей стене – всамом деле, выглядевшей монолитом.

– Да я и сам уже вижу, – пожал плечами Степа внекотором смущении. – Но не уходить же было через пять минут… Решил дляпорядка осмотреться…

– И много насмотрел?

– Да ничего. Но я ж с детства помню… Все говорили, чтокупец Корнеев, когда его большевики стали прижимать, клад в подвале запрятал…

Смолин откровенно хохотнул:

– Спорить могу, что те, кто эти слухи запускал, вподвале этом сроду не бывали, иначе не гнали б такую дурь…