– Подожди. Здесь полиция, его стерегут. Сейчас послали ккардиналу за разрешением арестовать его на церковных ступенях. Надо подождать.

Лиза оглянулась и увидела трех караульных, стоявших рядом,на нижней ступеньке храма.

А, так еще не все потеряно? Еще есть у нее надеждавыцарапать глаза Джудиче, перегрызть его горло, вырвать его сердце?

Она отстранилась от синьора Дито и, зловеще улыбаясь,взглянула вверх на Джудиче, скорчившегося на ступеньках. Эта улыбка, сулившаянеминучую погибель, подействовала на преступника подобно видению ада.

Он вскочил, простирая руки, и громко позвал:

– Чекина! Чекина!..

– Чекина?! – повторила Лиза, не веря себе. Так она жива,поганая? Ее не убили венценосцы? И огонь ее не взял?

Да, жива. Вот, уже стоит рядом со своим гнусным любовником;только появилась не снизу, где ее перехватили бы, а сверху: выбежала из дверейцеркви. Сверкнули черные глаза, красивое, дикое лицо пылает от волнения, и,наверное, только Лиза рассмотрела злорадную усмешку, змейкой скользнувшую попунцовым губам.

– Люди! – завопил Джудиче. – Рассудите! Я невиновен, люди!Посмотрите!

Он схватил Чекину за руку, выволок ее вперед.

– Посмотрите, вот Чекина, моя невеста. Она служила в богатомдоме и стала жертвой похотливого синьора. Я убил его. Я защищал честь своейневесты, я защищал свою честь!

– Врешь, врешь! – выкрикнула Лиза, но ее голос утонул в реветолпы, которая мгновенно приняла сторону Джудиче.

Он защищал честь невесты. Он убил насильника. Он поступил,как настоящий мужчина, и не заслуживает никакого наказания, ибо восстановилсправедливость.

Лиза затравленно озиралась, ей казалось, что люди прямо наглазах уподобились стаду, над которым щелкнул кнутом ловкий, умелый пастух…

Трех часовых, оставленных стеречь Джудиче, смело, какпушинок. Толпа закружила Лизу в своем водовороте, потом отхлынула, оставив еена лестнице, где уже больше никого не было: ни Джудиче, ни Чекины.

Людское море мелкими ручейками выливалось в боковые улочки,площадь пустела; Лиза никак не могла поверить, что убийца ускользнул. Мелькнуланадежда, что Джудиче скрылся в храме Святого Петра, и она ворвалась в холодный,надменный полумрак.

Ни одного человека не видно меж колонн, в боковых приделах.Лиза пробежала мимо главного алтаря, чувствуя, как от этой давящей тишины у неезвенит в ушах, и с тоскою понимая, что никого не найдет здесь.

Вдруг она услышала какой-то звук. Столь низкий, столь глухойи протяжный, что его скорее можно было не услышать, а почувствовать, приняв занаваждение. Она оглянулась и замерла.

Везде: направо, налево, прямо перед собою – всюду, куда быни обращала Лиза взор, она видела статуи с простертыми руками, рвущиеся к нейиз своих ниш и с постаментов. Все они издавали один общий, неслышный и в то жевремя оглушительный мраморный крик.

Еще немного, статуи и впрямь сойдут вниз и наполнят храмстрашной, причудливой толпою гигантов. И вся эта многоликая толпа изгоняет ипроклинает ее!

Она здесь чужая. На ней клеймо иной страны, иной веры. Такойже могущественной и стойкой, как католичество, а значит, враждебной. Потому,позабыв о божественной справедливости, этот храм и его обитатели отринули ее;взяли под свою защиту злодея, убийцу только потому, что он одной с ними веры иодной крови.

Не помня себя, Лиза выскочила на паперть, а сзади нарасталшум шагов, звучал мраморный крик…

Она слетела с лестницы и кинулась бежать через опустевшуюплощадь.

Улочка перед пекарнею уже была пуста. Мертвый Фальконе так илежал на мостовой. Синьор Дито с женой стояли на коленях поодаль, а рядом сФальконе, в его крови, точно на одной с ним кровавой постели, простерласьАвгуста.

Она прижалась головою к его груди, и ее тонкие пальцысплелись с похолодевшими пальцами Фальконе.

Лиза медленно закрыла глаза, не в силах двинуться с места,не в силах подойти, обнять, утешить Августу, заставить ее подняться. Вся тайнаэтой страстной, неистовой, глубоко скрытой любви сделалась ей очевидна. Нопоздно, поздно! Они были пронзены одним ударом – Фальконе и любившее егосердце.

Синьора Дито, всхлипывая, тихонько молилась, ее горестныйшепот сливался с шепотом Августы:

– Сокол мой, сокол…

– Да смилуется над ним Иисус…

– Луидзина! – зазвенел в саду голос синьоры Дито, и Лиза,караулившая под дверью, тотчас выглянула:

– Это вы, синьора Агата? Пожалуйста, зайдите на минуточку. Ясейчас, сейчас.

И она придержала тяжелые створки, чтобы Агата со своейогромной корзиной для продуктов смогла пройти.

Дверь захлопнулась, и приторная улыбка слетела с лицасиньоры Дито.

– Скорее, Луидзина, – прошептала она возбужденно, подставляякорзину.

У Лизы все уже было приготовлено. Миг – и под чистую белуюхолстинку, прикрывшую корзину Агаты, уложен тугой сверток.

– Что сегодня? – спросила синьора Дито, поправляя лоскут.

– У тебя нижние юбки, – ответила Лиза, подхватывая с полавторую такую же корзину. – А у меня теплая накидка. Пошли, на сегодня хватит. Яприготовила еще башмаки, но лучше захватим их завтра.

– Уж лучше завтра, – согласилась Агата. – Они могутчто-нибудь заподозрить, если корзины будут оттягивать нам руки.

– Хорошо, идем.

Несмотря на ранний час, какой-то оборванец уже слонялсявдоль улицы, а старик нищий сидел на паперти церкви Сант-Элиджио-дельи-Орефичи.Один из них бил баклуши, другой просил милостыню уже много дней подряд; оба таки обшаривали взорами всякого, кто входил на виллу Роза или выходил из нее.

Впрочем, входящих и выходящих можно было пересчитать попальцам одной руки. Из обитателей виллы это была Луидзина, а навещали их толькосиньора Дито да изредка ее муж.

С некоторых пор Агата зачастила на виллу Роза. Со стороныэто выглядело так, как если бы хозяйственная, опытная синьора взяла под своепокровительство соседей, внезапно оставшихся без прислуги; и поскольку всехлопоты упали на плечи Луидзины, то синьора Агата каждое утро выводила ее запокупками.