минуту могли с размаху ударить о гранитную стену берега.

— Боже мой! Дочь моя!.. Спасите!

Вокруг бушевали волны, ревели аэропланы, стреляли миноносцы, и толпа, охваченная паникой, устремилась в улицы и переулки.

Ковров, на ходу снимая с себя одежду, бросился к берегу. Прыгнув в воду, он поплыл к утопающей. Добравшись до девушки, схватил ее за волосы и повернул к пристани, куда уже прибежало несколько человек.

Когда Ковров подплыл к пристани, ожидавшие люди быстро подхватили на руки утопленницу и понесли ее на бульвар. Затем они помогли выбраться и утомленному Коврову, у которого вся грудь была в кровоточащих ссадинах.

2

На другой день Ковров почувствовал себя плохо: болела грудь, поднялась температура. В городскую больницу идти было рискованно, оставалось пойти к частному врачу.

Вечером Ковров пришел к профессору Крылову и попросил осмотреть его. Профессор ответил:

— Принять сейчас не могу, приходите завтра.

— Профессор, у меня…

— Рана?

— На груди.

— Что там у вас? Отчего рана?

— Гвозди… ракушки…

Профессор поиграл пальцами.

— Раздевайтесь, рассказывайте.

Ковров, снимая пиджак, усмехнулся.

— Да это целая история, господин профессор…

— Чем занимаетесь?

— Я безработный…

— Ну-ну, что за история? Продолжайте.

— Говорят, риск — благородное дело. Ну вот и я напоролся на благородный гвоздь… В тот самый час, когда аэропланы бросали бомбы… Люди хлынули с бульвара и, очевидно, столкнули какую-то женщину в море… Смотрю — тонет, я и рискнул…

— Стойте! — крикнул профессор, хватая Коврова за локоть. — Так это вы?

Ковров поднял удивленное лицо.

Старик, что-то бормоча, потащил его в другую комнату.

— Я заготовил объявление в газету, хотел разыскать вас, отблагодарить за спасение дочери! Вот он, спаситель! Вот он! Я припоминаю: он!

Услышав возгласы отца, в комнату вбежала Ирина.

— Я не забуду вас до конца моей жизни. Я… папа… мы отблагодарим вас, — сказала она, протягивая белую, красивую руку.

Ковров смущенно улыбнулся: он узнал ее.

— Не беспокойтесь, барышня, никаких вознаграждений не надо. Это долг каждого…

— Вы — настоящая человеческая душа! Не будь вас, что было бы со мной? Все убежали… А вы… Нет, нет, я так не отпущу вас, — проговорила она, хватая его за руку.

— Я прошу вас и отца вашего только об одном — полечите меня. Я, когда подплывал к пристани, напоролся на ржавые гвозди…

— Мы сделаем все. Мы вас положим в свою маленькую клинику… Я не знаю, как вас благодарить! Я сама буду лечить… Я — хирург… А вы?

Она выпустила руку Коврова и влажными, сияющими глазами посмотрела ему в лицо.

— Я — рабочий.

— Рабочий? — переспросила она, вглядываясь. — Вы не похожи на рабочего…

— Самый настоящий рабочий, — улыбнулся Ковров.

— Рабочие не такие… Вы очень добрый, я это вижу…

— Рабочие все добрые…

На другой день Ирина пришла в клинику, сделала Коврову перевязку и села у его изголовья.

— Знаете, вы какой-то такой человек… ну, как вам сказать… Вот я вас впервые вижу… а у меня такое чувство, как будто я вас много лет знаю.

Ковров сказал, улыбаясь:

— Это понятно. Если бы кто другой вырвал вас из такой беды, то и он…

— Нет, нет, — перебила Ирина, — это не совсем так.

Она откинулась на спинку стула и задержала свой пристальный взгляд на Коврове.

— Простите, Сергей Михайлович, мне все кажется, что ваше лицо мне знакомо.

— Живем в одном городе, очевидно встречались.

— О, — воскликнула она, — я жительница Петрограда! Я здесь случайно…

Ирина рассказала, как они попали сюда, затем задумалась.

— Странно: вы же трудовая интеллигенция, почему же вы боитесь революции?

— Ах, не говорите, Сергей Михайлович! — подхватила она с грустью в голосе. — Сейчас все мы поняли, что сделали глупость, не разобрались в ситуации… И папа это видит теперь. Но что поделаешь? В Петроград возврата больше нам нет, — сказала она упавшим голосом.

— Почему? Вот кончится война, и вы уедете.

Ирина подняла голову, посмотрела на него взглядом, полным безнадежности.

— А если победит революция? — спросила она.

— Ну, это теперь очевидно. И это, кажется, произойдет скоро. Вот тогда и уедете, — ответил Ковров, чуть скосив на нее глаза.

Ирина встала.

— Вы, как видно, революционер. Почему вы так уверенно говорите, что победит революция?

— Я думаю, в этом может разобраться всякий трезвый человек.

— Вот интересно! — воскликнула Ирина, подвинула ближе к кровати стул и уселась, скрестив руки. С любопытством спросила: — А знаете, Сергей Михайлович, что на вашу революцию двинулись четырнадцать держав? Как же будет теперь чувствовать себя революция? — усмехнулась девушка.

— За кем нет будущего, тот погибнет. Вопрос только — когда… А эти их походы на революцию приблизят их гибель. Это можно видеть на немцах.

Ирина с хитростью и лукавством взглянула на Коврова.

— Нет, вы не рабочий…

Послышался стук в дверь, а затем вошла молоденькая, с раскрасневшимися щечками девушка в распахнутом демисезонном пальто. Это была Аня Березко.

— Мне нужно видеть больного Сергея Михайловича.

— Вот он.

— Вам записка, — сказала Аня, подавая аккуратно свернутую бумажку. Затем вежливо поклонилась Ирине и отошла к двери.

Ковров узнал почерк Горбылевского. Он интересовался здоровьем и спрашивал, не требуется ли какой-либо помощи.

Ковров написал на обороте: «Все хорошо, температура еще есть, не задержусь!» — и отдал записку Ане, поблагодарив ее.

— Это мой товарищ интересуется здоровьем, — сказал Ковров после ухода Ани.

— Вы знаете эту девушку? Боже, как она посмотрела на меня! — воскликнула Ирина и поспешно шагнула к окну. — Какая хорошенькая, быстрая! И как она полна жизни! — с завистью сказала Ирина. — Правда?

— Да… очень живая, — согласился Ковров.

Коврову принесли обед. Ирина ушла. Но не успел он пообедать, как она снова зашла к нему.

— Сергей Михайлович! — почти закричала она. — Я узнала вас! Узнала!

Ковров насторожился.

— Ведь это вы стояли возле меня на бульваре в день моего несчастья! Вы стояли около эстрады?

— Да, — облегченно вздохнул Ковров.

— А почему вы так смотрели на меня?

— Гм… — промычал Ковров. — На вас, Ирина Васильевна, все тогда смотрели. Вы… красивая женщина.

— Нет, вы смотрели не так, — возразила она.

— Я смотрел на вас… и как на невесту Месаксуди, — сказал Ковров. — Ведь интересно посмотреть на невесту миллионера.

— А вы знаете и об этом?

— Ну! — усмехнулся Ковров. — Весь город говорит.

Ирина нахмурилась.

— Какой странный город! — раздраженно проговорила она. — Все это сплетни мещанские.

— Меня удивило тогда, — мягко начал Ковров, — как это жених мог бросить свою тонущую невесту, а ведь он, говорят, пловец… Мне непонятен такой поступок. Бросить любимого человека… Не понимаю!

Ирина снова нахмурилась, подошла к окну, из которого виднелось море и дом Месаксуди.

— Нет, он не оставил меня, — сказала она,