в храме Солнца в Конараке. «Добираться было трудновато, – заметил Хартфорд, – но оно того решительно стоило». Позже я узнал, что это на побережье Ориссы[29], в 25 милях к северо-востоку от Пури. Справочники говорят об этом храме обиняками, некоторые извиняются за «очевидную» невозможность поместить иллюстрации, однако «Индийская архитектура» Перси Брауна в выражениях не стесняется. Тамошняя резная скульптура, сообщает Браун чопорно, носит «бесстыдно эротический характер, не имеющий параллелей в мировой архитектуре». Смелое утверждение, но после просмотра фильма я склонен ему верить.

Операторская работа и монтаж были блестящими, древние камни оживали в блуждающем объективе. Умопомрачительные замедленные съемки – восходящее солнце преследует тени тел, переплетенных в экстазе; внезапные эпатирующие крупные планы, которые разум поначалу отказывается распознавать; размытые кадры, скользящие по камню, преображенному рукой мастера во всевозможные фантазии и аберрации любви; неугомонное масштабирование и панорамирование, цель которых ускользает от глаз, пока изображение не застывает узорами безвременной страсти, вечного удовлетворения. Музыка – главным образом ударные плюс тонкий, высокий мотив струнного инструмента, который я не узнал, – идеально соответствует темпу монтажа. То она томно замедляется, как вступление к «Послеполуденному отдыху» Дебюсси[30]; то барабаны резко грохочут в бурной почти нескончаемой кульминации. Искусство древних ваятелей и умения современного оператора сочетались через века, создавая поэму восторга, оргазм в целлулоиде, и я готов биться об заклад – такие кадры тронут любого.

Когда экран залился светом и сладострастная музыка сошла на нет в истоме, надолго воцарилась тишина.

– Боже мой! – сказал я, частично восстановив присутствие духа. – Вы будете это транслировать?

Хартфорд засмеялся.

– Поверьте мне, – ответил он, – это еще цветочки; единственный, так уж получилось, фильм, который я могу возить с собой без риска. Мы в любую секунду готовы защитить его: великолепное искусство, исторический интерес, религиозная толерантность – о, мы продумали все нюансы. Но на деле это неважно – никто нас не остановит. Впервые в истории любая форма цензуры стала совершенно невозможной. Она нереализуема в принципе; потребитель получает что хочет прямо у себя дома. Запри дверь, переключи телевизор на наш… наш, простите меня, небесный канал – и расслабься. Друзья и родные никогда не узнают.

– Очень неглупо, – сказал я, – но не кажется ли вам, что такое меню вскоре приестся?

– Конечно, разнообразие придает жизни вкус. У нас немало обычных развлекательных передач – будьте покойны, я об этом позабочусь. Периодически будут и новостные программы – ненавижу слово «пропаганда», – чтобы рассказывать отлученной от правды американской публике, что происходит в мире на самом деле. Наши особые передачи – всего лишь приманка.

– Можно чуть проветрить? – спросил я. – Тут довольно душно.

Хартфорд отдернул штору, и в комнату вернулся солнечный свет. Внизу изгибалась длинная полоса пляжа: под пальмами лежали в ряд рыбацкие лодки с балансирами, распадались пеной мелкие волны, устало катившие сюда из Африки. Мало есть на свете видов прекраснее этого, но сейчас я не мог на нем сосредоточиться. Перед глазами плыли извивающиеся каменные руки и ноги, лица, на которых застыла страсть, не утоленная веками.

Вкрадчивый голос за моей спиной не унимался:

– Вы бы удивились, узнав, каким мы обладаем материалом. Не забывайте, у нас нет никаких табу, вообще. Что можно снять, то можно и транслировать.

Хартфорд подошел к столу и взял тяжелую, явно не раз читанную книгу.

– Это уже давно моя Библия, – сказал он, – ну или, если хотите, мой «Сирс, Робак»[31]. Без нее я бы не продал программу спонсорам. Они истово верят в науку и проглотили весь текст до последней десятичной запятой. Узнаёте?

Я кивнул; куда бы меня ни приглашали, я неизменно отслеживаю литературные вкусы хозяина.

– Доктор Кинси, я полагаю.

– Думаю, я единственный, кто прочел его от корки до корки, а не только просмотрел важнейшую статистику. Это, видите ли, беспрецедентное маркетинговое исследование данной конкретной сферы. Пока не появится что-то получше, мы отработаем его от и до. Оно сообщает нам, чего хочет клиент, и мы готовы удовлетворить спрос.

– От и до? У некоторых странные вкусы.

– В чем и прелесть фильма, который вы посмотрели, – он потрафит почти любому вкусу.

– Это уж как пить дать, – пробормотал я.

Он видел, что я начинаю скучать; иные виды целеустремленности нагоняют на меня тоску. Однако я был несправедлив к Хартфорду, и он поспешил это доказать.

– Не думайте, пожалуйста, – сказал он обеспокоенно, – что секс – наше единственное оружие. Разоблачения почти столь же хороши. Видели, как Эд Марроу разделал покойного праведника Джо Маккарти?[32] Так это сущая ерунда в сравнении с досье, которые мы планируем дать в передаче «Секретный Вашингтон»… Еще у нас есть программа «А как вам такое?», призванная отделять настоящих мужчин от хлюпиков. Мы столько раз предостережем о ней аудиторию, что каждый американский мужик поймет: он обязан ее посмотреть. Все начнется достаточно невинно – мы пойдем курсом, который заботливо проложил Хемингуэй. Вы увидите ряд эпизодов корриды[33], которые заставят вас выпрыгнуть из кресла – или побежать в туалет, – потому что вам покажут всякие мелкие подробности, которых в чистеньком голливудском кино не увидишь… Мы продолжим действительно уникальным материалом, который заполучили совершенно бесплатно. Помните, на Нюрнбергском трибунале показывали фотографические свидетельства? Вы их так и не увидели, потому что они были непубликабельны. Горстка фотографов-любителей в концлагерях использовала на полную катушку возможности, которые им уже не представятся. Кое-кого повесили на основании свидетельств их же фотокамер, но снимки не уничтожили. Что как раз и приведет нас к программе «Пытки сквозь века» – очень академической и подробной, но весьма привлекательной для широкой аудитории… Есть немало других аспектов, однако общая картинка вам ясна. Авеню считает, что знает все о Скрытом Воздействии, – поверьте мне, оно ничего не знает. Лучшие практические психологи в мире сегодня – на Востоке. Помните Корею и промывку мозгов?[34] Мы с тех пор многому научились. Необходимость в насилии отпала – людям нравится, когда им промывают мозги, если это делать правильно.

– И вы, – сказал я, – собрались промыть мозги Соединенным Штатам. Заказ что надо.

– Именно – и страна это полюбит, несмотря на все вопли Конгресса и церквей. Не говоря о телеканалах, само собой. Эти будут орать как резаные, когда поймут, что они нам не конкуренты.

Взглянув на наручные часы, Хартфорд встревоженно присвистнул.

– Пора собираться, – сказал он. – Мне надо быть в этом вашем непроизносимом аэропорту к шести. Полагаю, не стоит надеяться, что вы как-нибудь слетаете в Макао нас повидать?

– Не стоит – но картинку я представил отлично. Между прочим, вы не боитесь, что я разболтаю ваш план?

– С чего бы? Чем громче вы нас разрекламируете, тем лучше. Хотя наша собственная кампания не развернется во всю ширь еще пару месяцев, думаю, вы заслужили предварительное предупреждение. Как я сказал, ваши книги помогли мне с идеей.

Господи, его