конфиденциальный разговор, вы видели не раз. В середине «Моста через реку Квай»[24] есть короткая сцена в госпитале, где Джек Хокинс видит медсестру и спрашивает, как ему найти Билла Холдена. У нас к этим кадрам нежные чувства: Майк сыграл одного из выздоравливающих морских офицеров на заднем плане. Если смотреть внимательно, вы его увидите – он там с правого края, борода в полный профиль, подписывает именем Сэма Шпигеля чек на шестую выпивку. Как показала судьба картины, Сэм мог себе это позволить.

Здесь, на крошечной площадке высоко над обрамленным пальмами пляжем длиной в много миль, Джин Хартфорд принялся облегчать душу, а мои тривиальные надежды на финансовую выгоду стали испаряться. Каковы были его истинные мотивы, если он вообще их осознавал, – для меня загадка до сих пор. Неожиданная встреча со мной и извращенное чувство благодарности (без которой я бы вполне обошелся), несомненно, сыграли свою роль; при всей самоуверенности он, думаю, был ожесточенным одиноким человеком, отчаянно нуждавшимся в одобрении и дружбе.

От меня он не получил ни того ни другого. Я всегда питал тайную симпатию к Бенедикту Арнольду[25] – как наверняка и всякий, кто знаком со всеми обстоятельствами его дела. Но Арнольд всего лишь предал свою страну; до Хартфорда никто не пытался ее совратить.

Мои грезы о долларах разбились вдребезги, когда Хартфорд сообщил, что его связи с американским ТВ были обрублены, причем жестоко, в начале пятидесятых. Было ясно, что с Мэдисон-авеню его выгнали пинком под зад за линию партии[26], и точно так же было ясно, что в его случае вопиющей несправедливостью и не пахло. Он с некой контролируемой яростью говорил о своей борьбе с тупорылой цензурой и рыдал о блистательной – но безымянной – культурной программе, которую выпускал в эфир, однако к этому времени я уже почуял большую лажу и реагировал сдержанно, что было заметно. Но пусть мой корыстный интерес к мистеру Хартфорду поуменьшился – личное любопытство разгоралось. Кто за ним стоит? Точно ведь не Би-би-си…

В конце концов он дошел и до этого – когда вся жалость к себе была излита.

– У меня есть новость, от которой вы подскочите, – заявил он пафосно. – Американские телеканалы вот-вот столкнутся с настоящей конкуренцией. И все будет ровно так, как вы предсказали: кто послал телепередатчик за Луну, тот может отправить куда больший на земную орбиту.

– Рад за них, – осторожно сказал я. – По-моему, здоровая конкуренция – благо. Когда запуск?

– В любой момент. Первый передатчик разместят строго на юг от Нового Орлеана – на экваторе, само собой. То есть он окажется над Тихим океаном, а поскольку это ничья территория, политических осложнений не предвидится. И он будет висеть в небе, открыто вещая на всех и вся – от Сиэтла до Ки-Уэста. Вы только подумайте: единственная телестанция, которую могут смотреть все Соединенные Штаты! Да, даже Гавайи! Заглушить ее невозможно, впервые в истории канал без помех появится в каждом американском доме. И бойскаутам Джея Эдгара[27] заблокировать его не удастся.

«Вот оно какое, твое мелкое гадкое дельце, – подумал я. – Ну, по крайней мере, ты честен». Я давно научился не спорить с марксистами и верующими в плоскую землю, но, если Хартфорд говорит правду, стоит вытащить из него все, что он знает.

– Прежде чем захлебнуться от восторга, – сказал я, – вы должны понять, что кое-чего не учли.

– Например?

– Это работает в обе стороны. Все знают: над таким же проектом работают ВВС, НАСА, Лаборатории Белла, Ай-ти-энд-ти и десятки других организаций. Что бы Россия ни делала со Штатами в плане пропаганды, она получит ответный удар со сложными процентами.

Хартфорд невесело ухмыльнулся.

– Кларк, ну вы даете! – сказал он (я был рад, что он не звал меня по имени). – Я слегка разочарован. Сами же знаете, Штаты на годы отстают в плане грузоподъемности! Вы правда думаете, что старушка Т-3 – это в России последнее слово техники?

В тот момент я стал воспринимать его весьма серьезно. Он был абсолютно прав. Т-3 могла вывести на важнейшую орбиту высотой 22 000 миль в пять и более раз больше груза, чем любая американская ракета, – и только Т-3 было под силу запустить спутник, который будет висеть над одной точкой Земли. А когда США повторят это достижение, одним небесам известно, чем будут располагать русские. Да, воистину, небеса в неведении не останутся…

– Ну хорошо, – уступил я. – Но с чего бы пятидесяти миллионам американских домов переключаться на другие каналы, как только в сетке появится Москва? Я восхищаюсь русскими, но развлечения у них куда хуже политики. Ладно, Большой театр – а дальше что? Лично мне одного маленького балета хватит надолго.

Хартфорд вновь отреагировал странной безрадостной улыбкой. Он собирался с силами для решительного удара – и обрушился на меня всей своей мощью.

– О русских заговорили вы, – сказал он. – Они при деле, конечно, но только как подрядчики. Их услуги покупает независимое агентство, на которое я и работаю.

– Это, – заметил я сухо, – должно быть, то еще агентство.

– Именно, крупнейшее среди всех. Пусть Штаты и делают вид, что его не существует.

– О, – отозвался я глуповато, – так вот кто ваш спонсор.

До меня доходили слухи, что СССР намерен запускать спутники для китайцев; теперь я начал понимать, что от правды эти слухи ушли недалеко. Но насколько недалеко – я по-прежнему оценить не мог.

– Вы более чем правы, – продолжил Хартфорд, явно наслаждаясь собой, – насчет русских развлечений. После угасания новизны рейтинг Нильсена[28] упал бы до нуля. Но не с теми передачами, которые в планах у меня. Моя работа – искать материал, который, попав в эфир, разобьет конкурентов в пух и прах. Думаете, быть того не может? Допивайте – и пошли в мой номер. Хочу показать вам заумное кино о духовном искусстве.

Нет, он не оказался сумасшедшим, хотя сколько-то минут я был уверен в обратном. Мне вряд ли удалось бы придумать название, надежнее побуждающее зрителя немедленно переключиться на другой канал, чем мелькнувшее на экране: «Аспекты ТАНТРИЧЕСКОЙ СКУЛЬПТУРЫ XIII века».

– Не пугайтесь. – Хартфорд усмехнулся, перебив мерное жужжание проектора. – Название бережет меня от неприятностей со стороны неуемных таможенников. Оно стопроцентно точное, но, когда придет время, мы поменяем его на что-нибудь более кассово завлекательное.

Через пару сотен футов пленки, после безобидных общих планов с архитектурой, я понял, что он имеет в виду…

Вы наверняка знаете, что в Индии есть храмы, покрытые изысканными резными изображениями того рода, который у нас на Западе едва ли ассоциируется с религией. Сказать, что они откровенны, – смехотворное преуменьшение; фантазия перед ними пасует – любая фантазия. И все-таки это самые настоящие произведения искусства. Вот так и с фильмом Хартфорда.

Снят он был, если вам любопытно,