машину и отправился прокатиться по городу. Повинуясь импульсу, он свернул на Джейн-стрит и проехал вдоль мрачной шеренги гаражей, о которых говорил Уолтерс. Какая-то машина осторожно сдала задом, пропуская его. За поворотом он увидел залитый лунным светом участок и большой старинный особняк, окруженный деревьями. Тревожное ощущение какой-то неправильности заставило Джима остановиться у обочины, чтобы рассмотреть дом подробней.

Высокий особняк с крутой крышей прятался за деревьями, простираясь вглубь участка с коротко постриженными лужайками и тенистыми кустами. Жалюзи на узких окнах были опущены, сквозь щели пробивался бледный свет.

Так и не определив, откуда взялось ощущение неправильности, Джим вырулил с обочины и поехал домой. Он припарковал машину и, усталый, едва не засыпающий на ходу, прошел по темной дорожке, поднялся на крыльцо и нашарил в кармане связку ключей. Не различив в темноте нужный, отступил обратно к ступенькам в надежде, что там будет светлей. Но и здесь был почти такой же непроглядный мрак. Джим озадаченно посмотрел на небо.

Звезд не было видно, горизонт заволокли тяжелые тучи, а небольшие облачка проплывали прямо над головой. Край одного из них слабо светился, и вскоре из-за него показался бледный серп луны. Джим огляделся. Не считая света в некоторых окнах, дома вокруг высились темными грудами.

Он спустился с крыльца, сел в машину и снова промчался по Джейн-стрит. Потом свернул в переулок и остановился.

На этот раз снаружи особняка было темно. Яркий свет пробивался сквозь жалюзи, освещая лужайки и кусты. Но сам дом казался темным силуэтом на фоне неба.

Джим отъехал с обочины и медленно покатил домой.

Рано утром он отправился в офис Уолтерса, чтобы еще раз взглянуть на макет. На кропотливо собранном по увеличенным фотографиям макете не было видно ничего похожего на скрытые прожектора для освещения стен и лужаек. Джим изучил расположение деревьев, рассмотрел дом с разных ракурсов и заметил сломанные планки на нескольких жалюзи третьего этажа башни, но больше ничего нового не обнаружил.

Он позвонил Уолтерсу, который еще завтракал у себя дома, и, не вдаваясь в детали, спросил:

– Тот макет на твоем столе – он закончен?

– Его доделали еще позавчера, к трем часам пополудни, – прозвучал в ответ голос Уолтерса. – И мы регулярно проверяем, все ли там правильно.

Джим поблагодарил его и с неудовлетворенным видом повесил трубку. Потом встал на колени, чтобы глаза оказались на уровне столика. Так он мог посмотреть на дом глазами случайного прохожего. Некоторых деревьев не было видно из-за особняка. Их могли сфотографировать с легкого самолета, пролетавшего над домом, но тогда стволы закрывала бы листва. Джим убеждал себя, что прожектора должны быть спрятаны где-то там и тогда смогут создать иллюзию лунного света.

Пусть даже и так, но вопрос в том, зачем это нужно?

Джим снова осмотрел макет. Его беспокоило то же самое ощущение, какое бывает у человека, разглядывающего случайные фрагменты пазла. Первые кусочки подходили друг к другу по форме и расцветке, но не складывались во что-нибудь такое, что ему приходилось видеть прежде.

Когда он снова отправился к особняку, день был холодным и ясным.

При дневном свете дом производил смешанное впечатление изящества, внушительности и какой-то накрахмаленной отчужденности. Бледно-лавандовые стены, очень темная, крутая крыша. Высокие раскидистые деревья поднимались над ним, бросая тень на часть крыши, стриженые лужайки и кустарник. Участок окружала невысокая чугунная ограда, увенчанная острыми шипами.

Джим остановился на обочине перед самым особняком, вышел, открыл чугунные ворота и зашагал по дорожке. Оглянулся на деревья, но не заметил никаких прожекторов и снова посмотрел на дом.

Вид у дома был опрятный, ухоженный. Сверкающие оконные стекла, яркие наличники, аккуратные занавески и ровные жалюзи. Подойдя ближе, Джим поднял взгляд на башню. И там жалюзи тоже были ровные и аккуратные.

Чувство неправильности, мучившее его накануне, появилось снова. Он остановился и нахмурился.

Входная дверь открылась, и на пороге появилась пухлая седая женщина в платье горничной. Она разгладила левой рукой белоснежный фартук и сказала с улыбкой:

– Боже, какой чудесный сегодня денек, не правда ли?

Она шагнула назад и левой рукой открыла дверь еще шире, по-прежнему пряча правую за оборками фартука.

– Заходите.

У Джима пересохло во рту.

– Могу я поговорить с мисс Синтией? – спросил он.

– Конечно, можете, – ответила женщина и захлопнула за ним дверь.

Они оказались в маленькой прихожей, дальше виднелся коридор с высоким потолком, а за ним – лестница на второй этаж и несколько широких дверных проемов, завешенных тяжелыми, темными портьерами.

– Ступайте прямо и поднимайтесь по лестнице, – любезным тоном сказала женщина. – Наверху поверните налево. Мисс Синтию вы найдете во второй комнате по правую сторону.

Джим шагнул на лестницу, и тут вдруг ему сдавило череп, глаза ослепила белая вспышка, а правую руку пронзило болью – как будто ему сделали укол. А дальше не было ничего, кроме темноты.

Джим очнулся, лежа на кровати под покрывалом. Открыв глаза, он увидел просторную комнату с раздуваемой ветром легкой занавеской на окне. Попытался встать, но голова чуть не раскололась от боли. Стены словно надвинулись на него и откатились обратно. Какое-то мгновение комната выглядела как фотографический негатив – светлые деревянные панели стали черными, а темная мебель – почти белой. Он осторожно опустил голову на подушку, и все вокруг приняло обычный вид.

По коридору торопливо простучали каблуки, и дверь позади него открылась. Джим повернул голову. Комната закружилась, и он закрыл глаза.

Снова приоткрыв их, Джим увидел перед собой высокую темноволосую женщину. Она рассматривала его со слабым намеком на улыбку.

– Как вы себя чувствуете?

– Не очень, – ответил Джим.

– Хоть это и плохо, но мы вынуждены так поступать, поскольку некоторые люди теряют контроль над собой. А другие приходят с мыслями о том, что мы ведем прибыльный бизнес, и хотят войти в долю. Нам приходится приводить таких людей к нашей точке зрения.

– И какова ваша точка зрения?

Она строго посмотрела на него.

– То, что мы предлагаем, куда больше, чем любой обычный образ жизни. Мы не можем позволить, чтобы оно попало в дурные руки.

– Так что же вы предлагаете?

Она снова улыбнулась.

– Если вы испытаете на себе, это будет лучше любых моих объяснений.

– Может и так. Но, отправляясь в неизведанные земли, хорошо бы иметь при себе карту.

– Прекрасно сказано, – оценила она. – Но вам не придется отправляться в неизведанные земли. Мы не предлагаем ничего, кроме ваших собственных жизненных устремлений.

– И все?

– Этого достаточно.

– И нет никакой опасности привыкания?

– Если вы попробуете стейк, нет ли опасности, что вы захотите еще? Если у вас в руках окажется непревзойденная красота, нет ли опасности, что вы захотите дотронуться до нее снова? Совершенство всегда вызывает привыкание.

– А остальная моя жизнь при этом не пострадает?

– Зависит от вас.

– А что, если я прямо отсюда отправлюсь в полицейский участок?

– Не отправитесь. Если вы попытаетесь выдать нас, то уже не сможете вернуться: