Десмонд глядел на нее, приподняв брови, с явным изумлениемнаблюдая, как мгновенно меняется выражение ее лица. Наверное, оттого, что онтак увлекся этим зрелищем, он не кидался на Марину, не валил ее наземь, незадирал юбку – и она перевела дух с чувством не то разочарования, не тооблегчения.

– Вы, я вижу, как это сказать по-русски…при-горе-нилась? – спросил он, и теперь настал черед Марины изумляться.

– Если я сижу под горкой, это еще не значит, что япригоренилась, – усмехнулась она. – Пригорюнилась, хотите вы сказать?

Десмонд махнул рукой:

– Русский язык для меня слишком сложен. Да это не сутьважно. Скажите: вам тяжело здесь? Вы тоскуете? Вы… проклинаете меня?

Марина вытаращила глаза. Никогда не знаешь, чего от негождать, от этого милорда! То приставит пистолет к виску, то в упор не видит, товдруг глядит жалеючи, и не только жалеючи, а…

– Вам-то что? – спросила она грубо, растревоженная,испуганная этим взором, этим голосом, этим новым Десмондом. – У вас, поди,и без меня хлопот довольно?

– Более чем, – согласился он довольно уныло. – Изнаете, Марион, без всех этих хлопот я вполне мог бы обойтись. Со мною что-топроизошло после возвращения из России, и это пугает меня.

Он осекся, взглянул на ее замкнутое лицо.

– Впрочем, что вам до меня? Простите, если помешал вашему уединению.

Он повернулся, чтобы уйти, да Марина схватила его за плечо.Десмонд обернулся, и оба они с некоторым недоверием воззрились на руку,уцепившуюся за тонкое сукно сюртука: Марина – недоумевая, что ее рука проявилатакое своеволие, Десмонд – удивленный и одновременно обрадованный этимсвоеволием.

– Я… не хотела, – пробормотала Марина, отдергивая рукуи не зная, что имеет в виду: это движение или грубые слова. – Я… простоудивилась, что вы со мной заговорили.

– А знаете, кроме вас, мне и поговорить-то не с кем, –тихо улыбнулся Десмонд. – Вы одна знаете обо мне всю правду. И не толькоо… о наших истинных отношениях, но и о той мысли, которая тревожит меняежеминутно.

Марина задрожала. Сейчас он скажет, что хочет ее, хочетежеминутно! И она… нет, она не признается, конечно, что питает к нему такие жечувства, однако не станет противиться, если он… когда он…

– Эта мысль – Алистер, – продолжил Десмонд, и Маринасудорожно проглотила комок, в который вдруг превратились все ее желания – истали ей поперек горла.

– Вернее, его смерть, – вздохнул Десмонд. –Знаете, мы никогда не были близки с братом. Отец обожал мою мать, меня,конечно, тоже любил, однако истинным его любимцем был Алистер. В отцовском родустаршим сыновьям всегда отдавалось предпочтение. Кроме того, мать Алистерапроисходила из Пендрагонов, первых британских королей. Поэтому брак знатногошотландца с особой королевской крови можно назвать геральдическим. На моейматери лорд Джордж женился бы, даже окажись она простой швейкой, но родМакколов должен был сохранить свой аристократизм! Не представляете, Марион, какя был изумлен, узнав, что Алистер намеревался обручиться с Джессикой. Онапросто чудо, конечно, однако Алистер был всегда такой сноб во всем, чтокасалось чистоты крови…

Марина только головой покачала. А каково б ты заговорил,узнав, что твой брат тайно обвенчался с одной из служанок, дочерью нищегосельского священника, а вдобавок ко всему у них должен был родиться ребенок.

– Что с вами, Марион? – Голос Десмонда вернул ее вчувство. – Вы вдруг побледнели. Неужели вас так поразили мои слова?

– Нет… то есть да! – пробормотала она, повторяя просебя как заклинание: «Не мое это дело, не мое!» – но чувствуя, что помимо волизатягивается в Десмондову докуку, точно в омут. – Я никогда бы не подумала,что ваш брат…

– При чем тут мой брат? – воскликнул Десмонд. –Дело не в нем, а во мне! Титул, обладателем которого я стал после его гибели,слишком ко многому обязывает. А за время странствий я отдалился от родных… Таксолдат, задремав на привале, вскакивает при звуке выстрела и привычно кидаетсяв атаку с обнаженной саблей, да вдруг спохватывается, что оказался в окружениии не видит ни одного знакомого лица, не знает, где свои, и некому стать с нимспина к спине, некому прийти на помощь.

Марина вгляделась в лицо Десмонда. Губы дрожат, глазарастерянно мечутся, брови страдальчески сведены. Перед ней потерявшийсямальчик, совсем не похожий на твердого сердцем главу древнего рода, которомупредстоит узнать истину и восстановить попранную справедливость.

– Но зачем… это им? – спросила она осторожно. –Ведь никто из них не выигрывал… впрямую.

Десмонд растерянно моргнул, а потом взгляд его загорелсявосхищением:

– Это необыкновенно! Кто бы мог предполагать, что в васстолько проницательности и ума, Марион!

«Уж, конечно, не вы, милорд!» – глубоко вздохнула Марина.

– Вы удивительно четко выразили мысль, которая и мне не даетпокоя: если Алистер убит, ну, скажем, не тем мифическим браконьером, которого вэтом обвинили, но так и не поймали, а кем-то из живущих в замке, то никто изних не выигрывает в случае его смерти. Урсула? Ну, ей вообще все равно. Онаищет Брайана, и только это имеет для нее значение.

«Похоже, что так», – уныло подумала Марина, вспоминаясвою ночную погоню за Урсулой и все, что из этого вышло… вернее, не вышло.

– Джессика? – продолжал размышлять Десмонд. – Онатоже все потеряла. Сейчас она была бы леди Маккол, а кем она стала? Приживалка,бедная родственница, которая ежеминутно боится оказаться на улице или бытьвыданной замуж насильно. Ей тут на днях сделал предложение один мой друг –кстати, прекраснейший человек! – так Джессика чуть ли не в ногах у менявалялась, умоляя, чтобы я не принуждал ее.

– Прекраснейший?! – ахнула Марина. – Этот урод,сущее пугало? – Да вам откуда сие известно? – вытаращилсяДесмонд. – Вы его небось и в глаза не видели.

– Н-ну, не видела, – с некоторым смущением согласиласьМарина. – Но Джессика…

– О господи! – мученически завел глаза Десмонд. –Хватит об этом! Я до сих пор не могу забыть той ночи, когда пришлось даже задоктором посылать. Так вот, я хочу сказать, что для Джессики смерть Алистератоже горе, потеря, удар. Остается только один человек, который если не прямо,то косвенно был заинтересован в смерти Алистера, и это…

– Нет! – воскликнула Марина, снова хватая его зарукав. – Нет, он болен, он изможден, он не мог этого сделать!

– Вот как? – прищурился Десмонд. – Вы не толькомгновенно угадали, кого я имею в виду, но и о болезни его уже осведомлены?