– Скорее! Скорей! – выдохнула она в его целующие губы,и он не заставил себя долго уговаривать. Истомленному естеству хватило лишьодного прикосновения. Марина испустила короткий, страстный стон, и все тело еепронзила судорога такого наслаждения, что Десмонду не удалось бы отдалитьнаступление своего блаженства, даже если бы ему грозила сейчас смерть. Онощутил неистовое сжатие тех глубин, в которые был самозабвенно погружен, –и в одном коротком, но ослепительно сладостном извержении наполнил их до краеввсем тем, что столь долго копилось в его теле… во всем его существе.

Так кремень ударяет о кресало – и высечена искра, пламязанялось: одно мгновение страсти – и полное владение миром, вечностью, другдругом…

Они могли бы так лежать вечно, прижимаясь друг к другу,медленно обретая и собирая свои ощущения, разлетевшиеся после взрыва чувств,как вдруг…

– Милорд! Ау-у! Где вы, милорд? – раздался невдалекезвонкий голосок. – Отзовитесь!

* * *

Десмонд вскочил на ноги так стремительно, словно чья-товластная рука вздернула его за шиворот.

– Я здесь, – растерянно отозвался он и тут же зажалсебе рот, спохватившись.

Марина лежала, не в силах шевельнуться, не в силах вздохнутьот ошеломления, и тупо глядела, как он с лихорадочной поспешностью застегиваетштаны… она зажмурилась.

– Да где же вы, милорд? – капризно, с ноткаминетерпения, снова позвал голосок, и Марина узнала его.

Это же голос Агнесс!

Она подскочила, словно ее изо всех сил толкнули снизу, и,мгновенно одернув юбку, в ужасе уставилась на Десмонда, который смотрел на неерастерянно и непонимающе, словно пытался вспомнить, кто это.

– Вот вы где, милорд! – Наверху послышались шаги, и Марина,хрипло вскрикнув, ринулась в кусты, наступив по пути на снятый сюртук Десмонда.Так вот почему ее не колола трава, не студила земля! Впрочем, в те мгновенияона бы не заметила и горящих угольев! А он…

Марина снова вскрикнула, заломив руки, – и замерла,увидев перед собой какую-то женщину. Каштановые волосы играли под солнцем,выбиваясь из-под шляпки, темно-бордовая амазонка облегала миниатюрную фигуркукак перчатка.

– Марион? Вы здесь? – воскликнула Джессика. – Выне видели Десмонда? Я хочу сказать ему, что собираюсь съездить прокатиться,возможно, заеду в деревню, так не будет ли у него каких-нибудь… Что с вами,Марион?!

Марина покачнулась и почувствовала, как маленькие, носильные руки подхватили, поддержали ее, тряхнули:

– Что с вами? Oчнитесь! О господи…

Марина оперлась о плечо Джессики и близко глянула виспуганное лицо, черты которого расплывались в обморочном тумане, застилавшемее глаза.

– Ни-че-го, – выдавила она.

– Вас кто-то напугал? Bы упали? Да в чем дело?!Десмонд! – крикнула было Джессика, но Марина, вмиг очнувшись, выпрямилась,стиснула ее руку.

– Молчите! Не зовите! Он там… там Агнесс…

Вспыхнуло в глазах: сюртук уже услужливо расстелен, иАгнесс, решив, что это – готовое ложе для нее, привычно валится навзничь,задирает юбки, раздвигает ноги, призывно окликает… и Десмонд падает на нее стой же готовностью, с какой он всегда повинуется ее окликам, ее командам, еежеланиям!

Марина схватилась за грудь. Рыдания душили ее. Никто, никтоне должен узнать!

Она отвернулась, чтобы скрыть от Джессики лицо, чтобы невыдать себя, но ноги отказались ей служить. Она рухнула на колени, согнулась,уткнувшись лицом в траву, и зашлась слезами, такими обильными, что она едва незадыхалась, захлебывалась, слепла от них.

– Агнесс… – медленно произнесла Джессика. – Значит, тыувидела его с Агнесс? О бедная, бедная моя девочка, так, значит, ты тоже любишьего?

Марина не ответила. Нечего было отвечать!

– Ну-ну, моя дорогая! Успокойтесь, и… давайте переоденемся.Посмотрите, во что вы превратили свое чудесное платье, – с ласковойнастойчивостью сказала Джессика.

Марина опустила голову, чтобы скрыть вспыхнувшее лицо заволной распустившихся кудрей. Нет, Джессика вовсе не пятна имеет в виду… платьезеленое, под цвет травы, к тому же она лежала на его сюртуке. Но ткань кое-гдепорвалась, когда Марина пробиралась сквозь кусты, а потом она залила подолводой, умываясь уже у себя в комнате. Сюда ее тоже привела Джессика – сторонясьлюдей, по какой-то обходной лестнице, чтобы никто не мог увидеть, в какомсостоянии кузина Марион. Все это время она молчала, только иногда глубоковздыхала, и Марине слышалось в этих вздохах сочувствие и понимание. И толькотеперь, помогая расстегнуть шнуровку Марине, Джессика тихо заговорила о том, очем они обе неотступно думали:

– Ничего нет удивительного, что ты влюбилась в него. Язаподозрила это еще в нашу первую встречу – ты так ревниво на меня поглядывала.Но лучше забудь его. Поверь мне, дорогая: забудь!

– Да лучше мне в лодке без дна пуститься по морю, чемпережить такое еще раз! – пылко воскликнула Марина.

– Никогда не говори «никогда», – усмехнуласьДжессика. – Десмонд способен вынуть у женщины сердце и забавляться им, какнеразумное дитя. Что до меня, то я думаю, сердце – совершенно ненужный орган.Оно только мешает в жизни, и, если бы у нас его не было, мы бы страдали кудаменьше!

Марина прижала руки к груди и вздрогнула от боли, вспомнив,как колотилось ее сердце и как билось навстречу сердце Десмонда. Теперь у нее вгруди пустота, молчание, тоска, а у него все так же стучит сердце? Или он ужезакончил свои игры с Агнесс… уже кончил?

Она скрипнула зубами:

– О, будь он проклят! Я его ненавижу!

– И это – тоже от сердца, – рассудительно сказалаДжессика. – Не надо его ненавидеть, не надо проклинать. Вы богаты,красивы, даже ослепительны, вдобавок отличаетесь пылким нравом. Забудьте оДесмонде! Найдите другого. Женщине, у которой есть любовники, совсем не нуженмуж, ей даже не нужны дети.

Марина изогнулась через плечо и вытаращила на Джессикуглаза. Предполагается, настоящая леди не должна даже слова такого знать –«любовник», не то что высказывать столь неприличные мысли! Впрочем, эти слова иэти мысли не идут ни в какое сравнение с тем, о чем думала сама Марина, аглавное – как она себя только что вела!

– Ну что, я вас опять шокировала? – задиристо глянулаДжессика. – Этого я и добивалась. Теперь вы не позволите Десмонду себяснова мучить.