Но с подселением на этот раз будут проблемы. Между нами решетка и, вспоминая неудавшееся изнасилование, Остий ни за что теперь ко мне не прикоснется. Хоть сама лезь к нему в яму.

— Мои духи туманят разум, — шепчет Сагайдат, — мы услышим бред и чушь, а правды не добьемся. Остий — твой, черная ведьма. Достать из него знания о вирусе, иначе твои обвинения ничего не стоят.

Ультиматум, да. Я до того, как придумала план побега, не хотела идти к ямам, упиралась. Сагайдат настаивала и грозила, что не будет больше защищать. Я и раньше от неё особой помощи не видела, но если всерьез разозлится, отдаст Рагнару или пустит по рукам кровников. Пусть лучше ничего не делает, чем расчетливо вредит.

Оборачиваюсь на охранника-лиенна. Сагайдат сделала из него вторую Найят. Пустую и послушную куклу, идущую туда, куда скажут, словно на поводке. Рослый мужчина стоит, упершись носом в бревно частокола вокруг деревни, и не двигается. Столб, а не охранник. Ладно, хоть дышит.

Приманка у меня есть для Остия, и, чем меньше лиеннов её видит, тем лучше. Достаю из перчатки контейнер с антивирусом. Белый пластик на черной ладони в отраженном свете спутника разведчик замечает даже со дна ямы. Я трясу его, как детскую погремушку, таблетки шуршат в тишине.

Сейчас Остий вспомнит, что я — цзы’дарийка. Союзница генерала. Стало быть, антивирус у меня обязан быть. Жаль не различить выражения лица в темноте. Остий по-прежнему кажется размытым пятном. Понял или вслух объяснять?

Не владею биопереводчиком в совершенстве. Публий рассказывал в транспортнике по дороге на Эридан, что бактерии подстраиваются под речь, звучащую вокруг. Если языков несколько, то нужно мысленно сфокусироваться на собеседнике. Захотеть поговорить именно на том языке, который он понимает. Во дворце Таунда я даже внимания не обращала, что языки меняются. А сейчас говорила с Сагайдат по-эридански, смотрела на лиенна, а к Остию должна обратиться на своем родном языке. Бездна, как вообще понять, что не промахнулась? Для меня все три языка звучат одинаково!

«Я подскажу, госпожа, — успокаивает Лех. — Начните с нейтральной фразы».

И сразу раскрою себя перед матерью Рагнара, но другого выхода нет.

— Предлагаю обмен, — начинаю я, и дух подтверждает, что язык верный, — три таблетки антивируса на информацию о судьбе генерала.

Предмет торга могу выбрать любым. Главное, чтобы Остий протянул из ямы руку к контейнеру. Схвачу за запястье, и Лех сможет подселиться. Нескольких мгновений хватит, приказ духу я озвучила заранее. Оказывается, так тоже можно.

Разведчик встает и идет по дну ямы ближе ко мне, а Сагайдат наоборот отступает. От неё веет ужасом. Кажется, я слышу возмущенный шепот её хозяев. Низшие не причинят мне вреда. Все, что могут — снова выбить Леха из чужого тела, поэтому действовать нужно быстро, но Остий замирает, сложив руки на груди.

— Катись в бездну, Тиберий. Я твои фокусы уже знаю. Еще одного приступа безумия три таблетки не стоят.

Поторговаться решил? Ладно.

— Четыре.

— Нет, — смеется разведчик. — Сделки не будет даже за пять.

Кхантор бэй!

— Ты знаешь язык небесного сброда? — вмешивается Сагайдат, хватая за руку с контейнером.

Мгновения её шока проходят без следа. Я становлюсь врагом всего за несколько слов, но еще могу оправдаться.

— Я спала с ним, — отвечаю по-эридански, — ночь долгая, а он быстро уставал. Не лежать же просто так. Мы разговаривали.

Сагайдат цокает языком и думает, не отпуская руку. На два подселения подряд у меня энергии точно не хватит, нужно отделаться от неё по-другому.

— Она говорит правду, Сагайдат-ирна, — неожиданно вступается за меня Остий на языке эридан. — Научил на свою голову. Возмущается, что таблетки от беременности не помогли. Я дал, чтобы от других не залетела, от меня бесполезно.

Не сдал, значит, антивирус нужен. Просто пытается вытянуть из меня больше таблеток.

— Говорите на нашем языке, — нервничает мать Рагнара, — я должна вас понимать. И про вирус! Позже отношения выясните!

— Тридцать, — невозмутимо отвечает из ямы разведчик. — Тридцать дней ты должна была их пить, чтобы помогло.

— У меня столько не было, — поддерживаю завуалированную торговлю. — Шесть.

— Ты потеряла остальное? — смеется он, — хотя бы двадцать должна сохранить.

— Нет. Семь. Больше даже искать не буду. Нет их.

Могу сразу сказать десять и остановить торг, потому что все равно ни одной не отдам, но тогда Остий учует подвох. За такую ценность должна биться ожесточенно. Разведчик медлит, а Сагайдат кричит:

— Где лекарство от болезни? Вы оба морочите мне голову!

Одна фраза Остия: «У нее в руке» и я лишусь всех таблеток, но он молчит, зато у Сагайдат сдают нервы. Она набрасывается на меня, выворачивая руку, и давит на ладонь сверху, чтобы выбросила мнимое противозачаточное. Силы у неё много. Запястье обжигает болью, срабатывает разгибательный рефлекс и контейнер летит на землю.

Проклятье!

Я падаю на колени и ныряю руками в грязь. Густая жижа просачивается сквозь пальцы, силикон перчаток притупляет ощущения, а в темноте ничего не видно. Несуществующие боги, я так ничего не найду!

— Встань! — рычит Сагайдат и тянет за шиворот. — Встань, подлая тварь и делай, что я тебе говорю! Специально время тянешь? Сговорилась с любовником?

От шума я не слышу шагов, с колен ничего не вижу. Контейнер потерян, пальцы ловят только грязь. Бездна и все её демоны, да где же он?!

— Что за драка, а меня не позвали? — звучит насмешливый голос от частокола.

С трудом поворачиваюсь и вижу из-под локтя ведьмы пьяного Реаса. Муж, заболевшей вирусом, Ильят вальяжно идет к нам, покручивая в пальцах древко томага. Настолько лишнего свидетеля и представить невозможно.

— Шел бы ты спать, мой мальчик, — строго выговаривает ему Сагайдат. — На ногах не стоишь, а томагом машешь. Разве законы свадьбы не велят оставлять оружие за порогом?

— А мы на улице, — развязно отвечает он и взмахивает топором. — Здесь ты мне не указ.

Следующее движение я не успеваю заметить. Лезвие томага ловит серебристый блик и с глухим, едва слышным стуком врезается в череп Сагайдат.

— Два, — тихо говорит Реас, почему-то начав отсчет не с единицы, — теперь ты, черная шлюха.

Тело матери Рагнара падает рядом со мной, плеснув грязью на подол платья. Сил бояться давно нет. Кончились еще во дворце Таунда. Истерика прокатывается по телу бледным подобием того, что чувствовала, когда Рагнар надел мешок на голову и затолкал в поезд. Представляла раньше, о чем подумаю перед смертью. Все забыла. В голове крутится глупая мысль, что даже если труп разденут, руки и ноги останутся черными от грязи.

Реас наступает на грудь Сагайдат и вынимает из её головы топор.