– Ну, ноне, как князь приехал, – громко говорил высокий мужик в островерхой шапке, – наверно, по живей дело пойдет. Чего нам здесь время зря вести. Спасибо, одели, обули, снаряженье дали, пора и в путь.

– Ведомо, – подхватил кто-то из толпы. – Москвичам то тоже не сласть без крова слоняться. Сам же Козьма Миныч говорил. Чай, ждут не дождутся.

– Вы, дядя, откуда? – спросил Невежка, протискавшись вперед.

– Мы-то дальние, смоляне, – отвечал высокий мужик. – Да тут отовсюдова почитай набрались – и вятичи, и пермичи, и дорогобужане, и арзамасцы. А вы отколь?

– С Княгинина мы. С обозом приехали. И не слыхивали там, что вся Русь зашевелилась.

– Неужто назад пойдете? – спросил кто-то.

– Да ведь как же, – пробормотал Савёлка. – С голыми руками, чай, не примут. Да и в лаптях мы. Вы-то все в сапогах.

– Об том не кручинься. Ополченцам тут всё дают. И сапоги, и тулупы, и копья там, али сабли, али что. Жалованье тоже каждому идет. По совести все. То Козьма Миныч орудует. Всеми ополченскими делами ведает.

– Ой, братцы мои! – завопил вдруг истошным голосом простоволосый парень, выскакивая на площадь. – С под Владимира ноне привалили. Сказывают, чего там деется! Москвичей ляхи по дорогам гонят, приставать не велят. Голые, босые, ребята орут, бабы причитают. Казаки тоже в слободах озоруют. Вовсе конец Москве приходит. А мы тут сиднем сидим.

– Козьма Миныч сказывает – мало еще сошлось. Не одолеть ляхов.

Невежка оглянулся на своих товарищей. Все они позабыли, зачем пришли, и жадно слушали разговоры ополченцев.

– Братцы! – проговорил Невежка. – Неужто мы взад в Княгинино пойдем? Аль мы от мира отказчики? Глядите, со всех концов Руси валят под Москву. Одни мы, ровно и не русские люди, на то ухо глухи. Как себе волю добывать, так живо справились, а как Москву выручать, так и нет нас. – Почто нет? Валим и мы! Чай, и мы не хуже людей. Идем в земскую избу, спросим Козьму Миныча! – кричали ему со всех сторон обозчики.

Про гостинцы все и забыли. И так же дружно скопом, как шли на базар, обозчики повалили обратно.

Дрон Степаныч обрадовался, увидев их.

– Вот молодцы ребята! Скоро справились. Поснедаем, да и запрягать можно. В обратный путь.

– Погодь, Дрон Степаныч! – заговорил Невежка, протискиваясь вперед. – Нам бы допрежь того с Козьмой Минычем поговорить.

– На что вам Козьма Миныч? – удивился Дрон. – Да его и нет, может, тотчас.

Но Невежка уже поднялся на крыльцо и, минуя Дрона, уверенно вошел в избу. Через две минуты он вернулся, и за ним шел Козьма Миныч.

– Э, да то никак ты, Невежка! Старый знакомец! – говорил Козьма Миныч, поглядывая на ходу на обозчика. – Да и вы тоже. Вы же в летошние годы Дорофею Минычу покойному хлеб возили?

– Признал, Козьма Миныч! Здорово, Козьма Миныч! – радостно отозвались обозчики.

– Ну, Невежка, сказывай, какие у вас до меня справы? – проговорил Козьма Миныч, кивая обозчикам.

– Вишь, Козьма Миныч. Не ведали мы, что у вас тут деется. В лесу век живем, лыко жуем. А глядишь из лесу вывернулись, тож людьми обернулись. На сей год мы своему князю всю работу справили, убытку с того никакого не будет, а мы так рассудили: может, для святого дела и наша кровушка пригожается. Коли бы ты нас принял…

Но Дрон не дал ему договорить и сердито замахал на него руками.

– Да ты чего, Невежка! С ума сбрел! Так я и пушу вас, страдников! Ишь чего захотели! Бродяжить припала охота. Я вам покажу, лодыри! Вот всыплю горячих, забудете бродяжить.

– Погодь, Дрон Степаныч! – вмешался Козьма Миныч. – Не дело ты говоришь, забыл, видно, что мы не бродяжить собрались, а народное ополчение под Москву ведем ляхов проклятых со святой Руси гнать и стольный наш град от злодеев поганых очищать. Там и ваш князь Воротынский у ляхов в полону сидит. У нас тут много боярских холопов в ополченье. Бояре сами отпускают. И ваш бы князь, ведомо, отпустил, да не спросишь его, покуда ляхов не прогоним. И коли у ваших холопов усердие есть за родину кровь пролить, ты им помехи не моги чинить. А с князем твоим я сам разговор буду иметь, коли его ляхи живым выпустят.

– Да у нас ноне в княжьей вотчине покуда княгиня живет и все дела вершит.

– Ну, ты ей казну свезешь и про холопов доложи, что они биться пошли. Силой мы никого не неволим, а кто сам вызовется, тому все снаряженье даем и жалованье по положению. Кто похочет, идите в избу, записывайтесь, а кому, может, не по силам, ворочайтесь домой.

– Все хотим! Всех пиши! – раздались дружные крики.

Обозчики, толкаясь в дверях, повалили в избу, не оглядываясь на красного, обозленного Дрона, не посмевшего спорить с Козьмой Минычем.

Так все обозчики князя Воротынского стали ополченцами.

* * *

Князю Пожарскому между тем тоже нетерпелось скорей выступать в поход. Раны его все зажили, он был совсем здоров и об одном только и думал – итти под Москву. Но Козьма Миныч все чего-то выжидал и уговаривал князя не спешить.

Наконец Пожарский совсем заскучал и послал Степку за Козьмой Минчем, чтоб еще раз попытаться уговорить его больше не медлить. Ведь половина зимы уже прошла, наступил новый год, а они всё с места не трогались. Козьма Миныч выслушал князя, подумал и сказал, что он и сам ничего так не хочет, как скорей освободить Москву от злых ворогов. Но недаром говорится-семь раз отмерь, а один отрежь. Коли они свою рать до Москвы не доведут, больше уж никто на такое дело не дерзнет. Так и останется Русь под ляхами.

– Отчего же нам не довести рати до Москвы – удивился князь Пожарский. Вон все города ратников шлют, – стало быть, все помогать будут.

– Ну, все не все, все ж таки, проговорил Козьма Миныч, – городов на Руси не перечесть, а ратников нам много коли из двух десятков прислали. Вот кабы мы не надумали, князь, в Казань посольство послать, много бы дьяк Шульгин докуки сделать нам мог. Большая смута и нестроение по нашей земле пошли. Ведь ты то рассуди, князь. Все как есть врозь глядят. Вон бояре Московские по городам грамоты шлют, чтоб королевечу Владиславу присягали. Он де лишь порядок на Руси сделать может и воров-казаков унять. А казаки против ляхов идут. Владислава не хотят, а хотят Маринкина сына царем посадить. Тоже и они по городам грамоты шлют, чтобы тому воренку крест целовали. А нам