сирийцев, ханаанцев, греков и евреев. В описываемое время захвачен гиксосами.

9

— А ну, пошла! — рявкнул отец, запуская в пятнистую тварь здоровенный булыжник.

Испуганно взвизгнув, гиена затрусила прочь, а я, еще несколько мгновений назад прятавшийся за спиной родителя, весело рассмеялся.

Отец повернулся ко мне и нравоучительно произнес:

— Запомни, Саргон. Эти звери трусливы и редко нападают на людей. Но ты ни в коем случае не должен показывать им свой страх. Особенно, если гиена не одна или испытывает голод. Всегда смотри ей в глаза и давай понять, что не боишься ее. Дашь отпор. Тогда все будет хорошо. Запомнил?

— Да, отец, — я быстро закивал, все еще восхищенный тем, как тот прогнал страшную тварь.

— Хорошо, — он улыбнулся и посмотрел на небо, постепенно заволакиваемое серыми тучами, — пойдем-ка домой, если не хочешь вымокнуть.

Я устремил взор ввысь:

— Люблю, когда идет дождь.

* * *

Эти были не пятнистые, а полосатые. Крупнее и злее. Однако слова отца быстро промелькнули в моей памяти и, не сводя глаз с оскалившихся морд, я произнес, как можно увереннее:

— Бастет, давай сюда меч.

Она повернулась ко мне лицом и твердо отрезала:

— Нет.

Гиены сделали пару шагов вперед. Верблюды заревели еще громче.

— Во имя Мардука, делай, что я сказал, — я старался сохранять невозмутимость, но промедление Бастет вызывало не столько панику, сколько гнев.

— Я не отдам тебе оружие, — процедила нубийка сквозь плотно сжатые зубы.

— Тогда возьми его сама, демоны тебя подери, только не стой, как истукан!

Видимо, мои слова подействовали на нее, подобно хлысту надсмотрщика. Бастет сделала пару шагов к верблюду, рукой нащупывая один из тюков. Тот буквально ходил ходуном на беснующемся животном. Гиены завыли, наполняя округу зловещим эхом своих голосов. Они сливались с ревом верблюдов в настоящий глас Тиамат. Я увидел, как задрожали пальцы Бастет. Она тщетно пыталась развязать тюк.

— Эй! — крикнул я, вздымая ногой песок, — пошли прочь, дети Ламашту!

В ответ я услышал злорадное гавканье, похожее на истерический смех какого-нибудь вельможи, толкающего раба в кучу дерьма. Звери сделали еще несколько шагов в нашу сторону. Краем глаза я заметил, что Бастет удалось-таки развязать проклятый тюк и достать из него небольшой меч. Даже не пытаясь выслушивать возможные возражения, я быстро выхватил оружие из ее трясущейся руки и повернулся к гиенам, которые уже изготовились совершить бросок. Увидев клинок, сверкающий в оранжевых лучах заходящего солнца, они резко остановились.

— Убирайтесь! — заорал я так громко, насколько позволяли голосовые связки. При этом продолжал вздымать песок и рассекал мечом воздух перед собой.

Гиены яростно затявкали, но сгрудились в кучу. Я сделал несколько шагов по направлению к ним, не понижая голос и размахивая оружием, словно безумец, про себя искренне надеясь, что эти твари еще не до конца утратили рассудок от голода, и их трусливая натура возьмет верх.

Хвала Мардуку, так оно и вышло.

Гаркнув еще раз, хищники все-таки дрогнули. Полосатая троица развернулась и потрусила прочь, оставляя на желтом песке следы своих мощных когтистых лап.

Примерно с минуту я продолжал орать им в след, потрясая мечом над головой. Когда же они скрылись за ближайшей дюной, я прекратил выступление и закашлялся. Горло перехватило от напряжения и сильного волнения. Прочистив его и сплюнув на песок, я обернулся к Бастет, которая так и стояла возле верблюдов, широко раскрыв глаза и побледнев, как соль. Животные уже начали понемногу приходить в себя.

— О чем ты думала, во имя богов?!

— Я…

— Куда подевалась та грозная воительница, еще прошлой ночью пытавшаяся перерезать мне горло? Или ты способна только на избиение безоружных калек?

Мои слова вывели ее из ступора.

Она яростно набросилась на меня:

— Не смей так говорить со мной!

Я помахал мечом перед ее носом:

— Не забывай, что клинок теперь у меня. Я хоть и держу оружие второй раз в жизни, но смогу доставить тебе неприятностей.

Ее рот перекосился от злобы, глаза метали искры. Трудно было поверить, что еще несколько минут назад эта бравая женщина вся тряслась, словно пальма на свежем ветру, при виде гиен.

— Так что с тобой, а? — я сделал пару шагов назад, помня о ее резвости и прыти, — лучшая разведчица Азамата, не знающая среди разбойников равных по владению мечом, боится гиен?

Бастет промолчала, продолжая злобно метать молнии из глаз в мою сторону. Лицо нубийки раскраснелось, а грудь высоко вздымалась в такт учащенному дыханию.

— В чем дело?! Тебе нечего ответить?!

И тут ее прорвало.

— Да! — выпалила она, — да, я боюсь этих тварей больше смерти! И это единственная вещь на земле, что вызывает у меня такой страх!

— А Азамат?

— Что?!

— Разве он не вызывает у тебя страха?

Она слегка вздрогнула, но взгляд не отвела:

— Его я боюсь меньше смерти.

— Хм.

— Ты доволен?!

— Нет, — тихо и задумчиво ответил я.

Ее слова озадачили меня. Сильно озадачили.

«Какая же из тебя разведчица, если ты теряешь голову при виде гиен?».

Тем временем Бастет, видимо, испытав сильное напряжение, покачнулась, а затем рухнула на колени, при этом закрыв лицо руками. Ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий.

Я дал ей немного времени, прежде, чем спросил:

— Насколько я могу судить по тому, что видел и знаю, Азамат очень ценит тебя, как разведчицу. Так как он может держать человека на такой должности, да еще и в пустыне, если тот до ужаса боится гиен?