На ум вновь, уже в который раз, пришла бочка, и я поспешно продолжил:

— Я, конечно, мог бы еще попробовать с помощью солнца добраться до Евфрата, продвигаясь на восток, но сомневаюсь, что мне удался такой переход без должного запаса еды и воды. Оставался один путь — оазис для стоянки караванов. Но я понятия не имею, где он находится, хоть и подозреваю, что недалеко. В общем, без проводника я вряд ли бы выбрался из пустыни живым.

Я снова умолк, уставившись в потолок и прислушиваясь к легкому завыванию ветра снаружи. Трудно было представить, как такая, казалось бы, мелочь способна приносить умиротворение. Однако Бастет не намеревалась оставить меня в покое, пока не выпытает до конца то, что творится у меня на душе.

— А во-вторых?

Я снова перевел взгляд на нубийку:

— А во-вторых — все дело в этих тюках, которые покоятся на верблюдах. В них слишком мало добра. Если план по ограблению каравана пройдет успешно, я надеюсь заполучить куда больший кусок.

— Понятно, — сказала Бастет таким тоном, словно желала меня заморозить голосом.

— Но первая причина была важнее.

— Понятно, — все тот же ледяной тон. — Полагаю, в иных случаях, моя жизнь для тебя ничего не значила бы, — это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

Я ничего не ответил, ибо сам до конца не знал ответа.

«А вправду, убил бы? Не знаю. Мне не приходилось убивать человека».

В палатке начинало быстро темнеть. Солнце наверняка уже скрылось за горизонтом.

— Полагаю, надеяться на то, что ты отдашь мне меч не приходиться? — проронила Бастет.

— Разумеется.

Впервые за долгое время в ее глазах вспыхнул огонек:

— А если отниму?

— Попробуй, — пожал плечами я, — только в этом случае я жалеть не стану.

Она ухмыльнулась, но ничего не ответила. На меня же начал накатывать сон.

— Ладно, я хочу спать, поговорим утром.

— А если гиены вернутся? — голос Бастет прозвучал слегка напряженно.

— Могут.

— Саргон, — впервые с момента нашей встречи она обратилась ко мне по имени, — ты ведь теперь знаешь, что я…

— Да, — сказал я, с трудом сдерживая сон, — разбуди меня, если вдруг почуешь неладное. А когда луна пройдет свой зенит, буди совсем. Остаток ночи я послежу за верблюдами.

— Хорошо, — в ее голосе послышалось облегчение и… благодарность? Или мне это только почудилось?

«Не рискую ли я, засыпая рядом с ней? Она и вправду может попробовать вернуть клинок. Хотя, это вряд ли. Бастет слишком напугана возможным возвращением гиен. Как можно было убедиться, даже вооруженная она не способна им противостоять…».

Не успев, как следует, поразмышлять об этом, я уснул, продолжая крепко сжимать рукоятку меча. И хотя на этот раз вновь обошлось без снов и видений, полноценным сном назвать мое состояние было трудно. Даже сквозь дрему я ощущал, как напряжено мое тело, ожидающее, что Бастет может все-таки попытаться отобрать меч. Через мутный дурман в голову приходила мысль — «смогу ли я убить ее, лишь бы не дать завладеть оружием?». Но ясности сознания не хватало, чтобы ответить на вопрос. Да и будь я бодр, то не смог бы с уверенностью сказать. Я никогда никого не убивал.

Не знаю, сколько прошло времени, но в итоге усталость начала брать верх над осторожностью, и я уже стал погружаться в более глубокий сон, когда почувствовал легкое прикосновение к плечу и тут же открыл глаза. Надо мной склонилась Бастет.

— Ты просил разбудить, когда…

— Они здесь?

— Нет, хвала Осирису, но луна уже…

— Ясно, — я сел и зевнул.

Только сейчас я заметил, что Бастет укрылась шерстяной накидкой, а сам я дрожу от холода. Легкая туника была явно не тем одеянием, в котором можно спокойно ночевать в пустыне.

Потерев плечи, я взял вторую накидку и набросил ее прямо поверх одежды.

— Ты же говорил, что она тебе не нужна? — съехидничала Бастет.

Я угрюмо посмотрел на нее:

— Я такого не говорил.

— Но подумал.

— Значит, передумал.

— Ха!

Оставив ее реплику без внимания, я аккуратно приподнял полог палатки и выглянул наружу. Луна, и вправду прошедшая больше половины своего пути, озаряла пустыню серебристым светом. Верблюды мирно посапывали около входа, не проявляя ни малейших признаков тревоги. Значит, гиен поблизости не было, иначе животные давно учуяли их.

Бастет плотнее завернулась в накидку и улеглась на циновку, собираясь в свою очередь поспать, как я вдруг спросил:

— Ты так и не сказала, кто такой Анубис?

— Тебе это так важно? — послышался ее недовольный голос.

Я пожал плечами и улыбнулся:

— Просто любопытно.

— Это бог, — со вздохом ответила она.

— Спасибо, я про это как-то и сам догадался. Что он за бог?

— Может, утром поговорим, а? — в ее голосе засквозило неприкрытое раздражение с примесью высокомерия. Но так, совсем чуть-чуть.

— Узнаю ту самую Бастет, — прошептал я и беззвучно рассмеялся.

— Что ты там говоришь?

— Ничего. Сладких снов.

Нубийка издала подобие злобного рыка, чем еще больше меня позабавила, заставив с трудом сдерживать смех. Через несколько минут я уже слышал ее ровное и тихое дыхание, однако не сомневался, что ее сон еще более чуток, нежели мой. Стараясь особо не шуметь, я вышел из палатки под звездное небо, прихватив с собой меч, и стал медленно вышагивать возле входа, пытаясь быстрее согреться.

«Надо было сразу спать в накидке».

Один из верблюдов открыл глаза и недовольно посмотрел на меня. Я показал ему язык и изобразил верблюжье фырканье. Тот, видимо подумав, что его хозяин