раскачивая эту дверь из стороны в сторону.

За её спиной коротко вскрикнула Свиридова.

Повинуясь порыву, Лиза метнулась внутрь комнаты. Схватила зонтик с вешалки. Рывком открыла дверь в ванную. Но там царил такой же кавардак.

Тогда Бельская бросилась к выходу в сад. Её пальцы коснулись облупившейся белой краски. Замок вскрыли изнутри. Расковыряли краску чем-то тонким и острым, чтобы сбежать через сад. Даже недюжинную силу приложили, потому что покрашено было в несколько слоёв. Открыть эту дверь было не так-то просто. И всё же этому человеку удалось.

Лиза выглянула наружу.

Внизу прямо вдоль фундамента меж стеной и кустами барбариса шла цепочка глубоких следов. Они отчётливо виднелись в набрякшей после дождя земле. Вот только шли они не из комнаты, а в неё.

Из коридора до неё донёсся голос Веленской. Ксения Тимофеевна звала на помощь и кричала, что в институт забрался вор.

Бельская отшатнулась, едва не налетев на Свиридову.

Тут она и увидела грязные следы, тянувшиеся от распахнутой садовой двери к её гардеробу, дверца которого оказалась чуть приоткрыта.

Тонкая чёрная щель, внутри которой мог скрываться кто угодно.

Тот, кто пробрался в комнату, но не успел убежать.

Тот, кто убил Наталью.

Лиза медленно подкралась к шкафу. Зонтик она перехватила поудобнее. Будто он действительно мог помочь, если бы у преступника оказался нож или пистолет. Но Бельская не думала об этом в ту злосчастную минуту. Кровь в висках стучала пульсирующей болью.

Быстрым движением девушка распахнула дверцу и отступила, готовая увидеть внутри кого угодно.

Но шкаф был пуст. Если не считать нижней полки.

Там стояли чужие женские ботинки, грязные и изрядно поношенные.

Именно они стали последней каплей. Тонкой угрозой. Каким-то неясным предупреждением, смысл которого Лиза уловить не успела. Потому как от страха и потрясения лишилась чувств, провалившись в липкую спасительную черноту.

Глава 15

В лазарете пахло накрахмаленными простынями и карболовой кислотой, которую повсеместно использовали для дезинфекции. Но навязчивее всего ощущалась смесь масел: камфорного, касторового и анисового. Этот аптечный дух было ни с чем не спутать. Лиза поняла, где находится, ещё до того, как открыла глаза.

Лазарет в институте состоял из нескольких смежных помещений. Имелась приёмная, где дежурил их доктор или же сестра милосердия. За приёмной начинались палаты, переходящие одна в другую. Голые стены здесь были выкрашены облупившейся бледно-голубой краской, а намытые полы пахли хлорной известью. Вдоль стен стояли простые металлические кровати с белыми деревянными тумбочками меж ними. Некоторые кровати были отделены тканевыми ширмами, обтянутыми некрашеным хлопком. В углу имелся обеденный стол со стульями для пациентов, а в самом конце расположилась дверь в изолятор. Там содержали тех, кто ухитрялся подцепить наиболее заразное или опасное заболевание, вроде оспы или кори. Но зимой лазарет частенько бывал переполнен, когда начинался сезон простудных болезней. В прохладных общих дортуарах девушки легко заболевали и заражали друг друга. Впрочем, не все были против того, чтобы провести неделю-другую в лазарете под надзором доктора. Они даже называли эту часть Смольного курортом. Местом отдыха от учёбы, ранних подъёмов и строгих учителей.

Но летом лазарет по обыкновению пустовал. Хотя бы потому, что почти все воспитанницы уже разъехались на каникулы.

Теперь в институте оставались лишь те, кому летом некуда было ехать вовсе, вроде офицерских сироток или же дочек обедневших дворян, для кого предпочтительнее и выгоднее оставаться в Смольном, нежели уезжать, изрядно потратившись на дорогу. Были и такие девушки, как сама Бельская, – терпеливо ожидающие, когда их заберут. А ещё были «должницы», закрывающие пробелы по учёбе. Для всех них в институте продолжались занятия по более облегчённой программе и составлялось расписание досуга, дабы не поощрять праздность. Но, разумеется, тёплые летние деньки удерживали девушек от пребывания в лазарете.

В длинном помещении Лиза оказалась одна. Её устроили на кровати в углу и отгородили от прохода ширмой. Прямо за её тумбочкой начинался широкий подоконник длинного окна. Можно было сидеть на постели и смотреть в сад. Но желания не было.

На тумбочке стоял стакан воды и лежало одинокое зелёное яблоко на маленькой тарелке с розовым узором по кайме. Рядом ждала своего часа книга. Кто-то из одноклассниц принёс Лизе сборник современных пьес, но Бельская не прикоснулась к нему. Девушки пытались пронести ей конфеты и другие угощения, которые хоть немного могли бы поднять несчастной Лизе настроение. Но доктор категорически отнял всё до последней сушки с маком. Сказал, что пока Елизавета Фёдоровна нездорова, ей лучше не нагружать желудок.

Лиза знала: он соврал. Быть может, боялся, что её тоже отравят.

Двое суток Бельская провела в меланхолии. Травяные успокоительные средства сделали её вялой. Затылок ныл от постоянного лежания. Но ей ничего не хотелось.

Состояние глухого вакуума поглощало все мысли. Лиза общалась с теми, кто заговаривал с ней, но делала это с заметным безразличием. Чаще прочих к ней приходила Свиридова. Пожалуй, даже чаще, чем их доктор, Виктор Борисович. Анна Степановна без конца справлялась о её здоровье и украдкой плакала, когда думала, что Лиза не смотрит. Даже порывалась заночевать на соседней кровати. Но доктор снова не разрешил. Виктор Борисович настаивал на том, что Лизе нужен покой.

Но утром третьего дня её разбудила не Свиридова или доктор. И даже не одна из проскользнувших в лазарет одноклассниц.

Девушка проснулась из-за навязчивого ощущения, что рядом кто-то есть. Когда же она открыла глаза, то поняла, что ей не почудилось.

Возле её убогой лазаретской кровати обнаружился Алексей Константинович Эскис в светло-коричневом костюме, поверх которого был накинут белый медицинский халат.

Мужчина сидел на стуле, уперевшись локтями в колени. Он опустил голову и уткнулся лбом в сложенные замком руки. Вряд ли молился. Скорее, размышлял. И судя по нахмуренному лбу, мысли эти были безрадостными.

Лиза шевельнулась.

Эскис вздрогнул и поднял на неё глаза.

– А у вас опять галстук криво повязан, – прошептала она и затем смущённо улыбнулась.

Вместо ответа Алексей Константинович взял её руку, лежащую поверх покрывала, и молча прижался к ней губами. Он крепко зажмурился на пару мгновений с каким-то необъяснимым отчаянием.

Лиза протянула к нему другую руку. Ласково провела по волосам. Коснулась кончиками пальцев щеки.

Он глубоко вздохнул. Так, что у неё чуть сердце от тоски не разорвалось.

– Полно вам, Алексей Константинович. – Девушка в смущении убрала обе ладони, чтобы сесть чуть повыше и подтянуть одеяло на грудь.

На ней была надета глухая сорочка с воротником до самых ключиц, а поверх одеяла в накрахмаленном пододеяльнике лежало тонкое покрывало