— Поехали, — согласилась я, и в это время зазвонил егомобильник.

— Откладывается наше мероприятие, — сказал Аркадий послекраткой беседы с шефом. — Срочно требует к себе. Если хочешь, дам денег наметро, а нет, так отвезу после. Мне так думается, что я не надолго емупонадобился.

Ехать через весь город с синяком, в халате, фартуке идомашних тапочках мне не хотелось.

— Поеду с тобой, — ответила я, о чем сильно пожалела вдальнейшем.

По пути, уже за городом, выяснилось, что едем мы на дачушефа. К тому времени солнце село за горизонт. Я взволновалась, как на это делопосмотрит мой Евгений, но Аркадий сказал:

— Времени в обрез, сейчас обратно не повезу. Сиди. Через двачаса будешь дома.

Я успокоилась.

Когда мы приехали на дачу и «Мерседес» вкатился в широкиеметаллические ворота, было уже совсем темно. Вдали горел огнями трехэтажныйособняк.

— Оставайся в машине. Я скоро, — бросил Аркадий идействительно побежал по дорожке.

Я поудобней расположилась на сиденье и приготовилась ждать,любуясь силуэтами высоких сосен и елей, обступивших дом. Однако долго сидеть водиночестве мне не пришлось. Очень скоро распахнулась дверь, и грубый мужскойголос невежливо приказал:

— Вываливайся.

— Зачем это? — поинтересовалась я.

— Вываливайся по-хорошему, — посоветовал голос.

Я «вывалилась». Меня обдало дорогим одеколоном, из тех, чтос примесью запаха конского пота. Страдая от удушья, я спросила:

— И дальше что?

— Иди за мной.

В темноте невозможно было разглядеть лица говорящего, норазмеры его впечатляли. Рост под два метра и косая сажень в плечах. У менясразу отпала охота спорить. «Будь что будет», — подумала я и пошла.

Он привел меня к дому, минуя парадный вход, свернул за угол,по ступеням спустился вниз и распахнул очень красивую резную деревянную дверь.

— Входи.

Я остановилась и замычала, пытаясь наладить контакт, нонужные слова никак не шли на ум. К тому же он был слишком нетерпелив и не сталдожидаться, когда я точно сформулирую свою мысль.

— Входи, — повысив голос, повторил он и грубо втолкнул меняв темный проем.

Там была еще одна дверь, которую, видимо, я должна былаоткрыть своим лбом. Так я и поступила. И попала в грандиозных размеровпомещение, в центре которого был бассейн.

— Иди помойся, — миролюбиво посоветовал мне мой спутник,кивнув на дверь, за которой, по всей вероятности, был душ.

— Зачем? — пятясь, спросила я.

— За тем, что воду только сегодня поменяли, — сказал он исобрался уходить.

— Постойте, — закричала я, совершенно рефлекторно стараясьповернуться к собеседнику своей красивой стороной и тщательно скрывая от негосиняк под глазом. — Зачем мне мыться? Я не собираюсь купаться. У меня неткупальника.

Молодой человек (а это был симпатичный молодой человек)окинул меня презрительным взглядом и, сплюнув, сказал:

— Где он только таких кошелок берет? Я понимала, что онведет беседу с самим собой, но все же откликнулась.

— Что? — спросила я. — Простите, не поняла.

— Да ты еще и глухая, — значительно громче сказал он. —Старая и глухая. А прикид? Что у тебя за прикид? Спрашивается, где этотпридурок вас берет, таких кошек драных.

Мне стало обидно, но вида я не подала. Молодой человек ужене казался мне таким симпатичным, как прежде, но все же я решила емуулыбнуться.

— Вялая ты какая-то, — констатировал он. — Надо в тебянемного влить. Я забеспокоилась:

— Влить? Чего влить? Чего еще влить?

— Да не волнуйся, у нас без брака. Ты иди пока мойся, а ясейчас. И купальник тебе прихвачу.

Он ушел, закрыв дверь снаружи, а я зачем-то пошла в душ,сняла фартук, халат, тапочки и помылась. Я стояла в чем мать родила, когдадверь распахнулась и в душевую вошел тот «малыш».

— На вот, сделай глоток, — посоветовал он, не обращаявнимания на мою наготу и протягивая бутылку с очень красочной этикеткой.

— Сейчас же выйдите отсюда! — категорично потребовала я,отталкивая бутылку, чем сильно его рассмешила.

— Да ладно тебе, не выдолбывайся, — миролюбиво сказал он,вновь протягивая бутылку. —Лучше пей, веселей станешь.

— Из горлышка я не пью. Он снова заржал.

— Ах, из горлышка она не пьет, — ломаясь и корчась,издевался он. — Не пьет, видите ли, она из горла. Может, тебе еще бокалпринести?

— Отстань, — рассердилась я, хватаясь за халат и пытаясьнатянуть его на мокрое тело. Надо сказать, что частично это мне удалось.

— Что ты сказала? — с легкой угрозой произнес мой мучитель ишагнул ко мне.

Он непринужденно заломил мои руки за спину и, зажав мне нос,влил из бутылки в мое горло столько, сколько захотел. Боже, как меня обожгло!От языка до самого желудка сей миг пролегла огненная дорожка. Головазакружилась, ноги подкосились, я упала на грудь своего мучителя и, с трудомшевеля языком, пьяно спросила:

— Что это?

— Ром, — смеясь ответил он. — Всего шестьдесят градусов.

— Мне достаточно, — ответила я и в накинутом на одну рукухалате направилась к бассейну.

Молодому человеку это сильно не понравилось.

— Э-ээ! Ты куда? — крикнул он.

— Поплаваю.

— Так не пойдет, — рявкнул он, схватил меня за руку,развернул к себе и… наконец-то заметил мой знатный синяк. — Фингал?! Ах тысука! Ты что, бля, хочешь меня подставить?

— Я уже ничего не хочу, — философски заметила я. — Мне безразницы.

— Зато мне не без разницы! — возмутился он и потащил меня квыходу.

Сама не зная почему, я упиралась как могла, но он пинкамивыгнал меня из дома и сурово погнал к воротам. По пути я отметила, что«Мерседеса» нет.

Видимо, Аркадий уже уехал, решив, что я его не дождалась.

— Слышь, милый, а где Аркаша? — спросила я, стараясьсмягчить сердце своего мучителя.

— Я тебе сейчас все конкретно расскажу, — пообещал он,распахивая ногой калитку и размахивая мною в воздухе примерно так, как обычноСанька своим плюшевым медведем. — Сейчас ты у меня все конкретно узнаешь!

И я, перемахнув через дорогу, влетела в кусты. В воздухе япыталась ему внушить, что в доме остались дорогие моему сердцу предметы:фартук, тапочки и трусы, но он даже слушать меня не захотел. Он захлопнулкалитку и пожелал мне счастливого пути.