Но наступает вечер, и ты снова во всем блеске, молодой исчастливый, на эстраде. Партер гудит, воет, топает, размахивает зажженнымизажигалками или свечами. Публика хочет видеть звезду. Но и певцу необходим зал,ему до дрожи нужно слышать крики, аплодисменты, чувствовать прилив энергии,который льется на сцену. Ради этого он, в конечном счете, и взошел на нее,из-за этого терпит неудобства, по этой причине лишил себя нормальной жизни, онсчастлив в свете софитов, с микрофоном в руке, больше нигде и никогда неиспытать подобных чувств, ничто не заменит шквала зрительской непостоянной, ноогромной любви. Спросите у певца, доживающего век в честно заработанномгастрольными поездками доме: что он готов отдать, дабы вернуться хоть накороткое время на подмостки? Девяносто актеров из ста ответят:

– Все!

И не надо осуждать обитателей кулис за пьянство и любовь кнаркотикам. За стимуляторы и алкоголь тут хватаются в надежде подстегнутьугасающие силы. Запись новой песни, три концерта в день, интервью, телевидение,радио… Вот бы иметь побольше времени, не спать, тут-то и тянется рука ктаблеткам и ампулам. Это шоу-биз, в нем выживает самый сильный, самый упорный,самый бешеный, готовый ради успеха пробить лбом бетонные стены, не всегда самыйталантливый и умный, но всегда наиболее работоспособный. Лентяю на сцене делатьнечего, тут никого не пожалеют. Вон вчера девочки из «Конго» рассказали, как кГале Богачевой, нашей неувядаемой звезде, в тот момент, когда она собиралась выпорхнутьна сцену зала «Россия», где ей предстояло отпеть огромный сольный концерт,подошел идиот-администратор и заорал:

– Эй, Галя! Ну и горе! Только что умерла твоя мама!

За кулисами замерли все: подпевка, балет, музыканты. Вголовах у них одновременно мелькнула одна мысль: сейчас певица впадет вистерику, концерт, естественно, сорвется, придется платить неустойку, публика,разозлившись на кумира, проигнорирует следующие выступления – одним словом,хуже некуда.

Богачева глянула сквозь щель в занавесе в зал и громковозвестила:

– Значит, так, я ничего не слышала! О смерти мамы вымне сообщите после концерта!

И, сверкая улыбкой, вылетела на подмостки, спела, сплясала,потом рыдала и выла в гримерной. Не знаю, правильно ли она поступила, но именнотакое поведение за сценой называют «профессиональным». Наплевать, что с тобой:болезнь схватила за горло, а горе за сердце, работай, это шоу-биз, мясорубка,сцена, которая безжалостно раздавит тебя, но и даст минуты невероятногоподъема, ощущение счастья и безграничной власти над тысячами людей. Эстрадныеактеры – самые счастливые и самые несчастные люди на свете…

– Эй, Танька, – пнула меня Рита, – чегостоишь с открытым ртом? Живо зашей дырку на юбке, вот тут.

Вынырнув из некстати налетевших на меня философских размышлений,я привела в порядок костюм, приволокла Рите кофе и отправилась искать Ваньку.Он курил, сидя на подоконнике.

– Ну и помойка этот «Рокко», – с возмущениемсказал он, увидев меня.

– Не хуже других, – хмыкнула я, устраиваясь околонего.

– Тут буфета нет! Только в зале!

– Хочешь бутербродов? У меня есть, и кофе в термосе.

– Потом, – вздохнул Ваня, – если честно,больше всего я хочу спать! Один! Трое суток!

– Отоспишься когда-нибудь, – пообещала я.

– Ага, – мрачно ответил Ванька, – последождичка в четверг, когда рак на горе станцует!

– По-моему, он там свистеть должен.

– Кто?

– Рак на горе.

– О господи! – дернул плечом Ваня и замолчал.

Я посидела некоторое время молча, а потом спросила:

– Куда деваются те, кто сходит со сцены? Чем они потомзанимаются?

Ваня швырнул окурок на затоптанный пол.

– Фиг их знает. Кто-то в бизнес идет, если денегнакопил. Иногда в продюсеров превращаются, если очень большим «старом», всмысле звездой, был, то могут на телик позвать или на радио передачкукакую-нибудь отстойную вести. А так доживают тихонько, мужики женятся, детейзаводят, бабы тоже семью сколотить пытаются.

– Ну не все же в старости сходят со сцены, –возразила я, – вот, например, Настя Звягинцева ушла в расцвете лет.

– Подгнивший с одного бока бутон, – скривилсяВаня, – осетринка второй свежести.

– Но ведь она еще и не совсем плохая!

– Ну верно.

– И где она сейчас?

– Фиг знает, небось домой подалась, не москвичка же.

– Помнишь, откуда Настя прикатила?

Ваня почесал в затылке:

– А тебе зачем?

– Очень надо.

– У Свина спроси, он ее вывез.

– Я Семена боюсь, еще заорет.

– И правильно, – одобрил Ваня, – народ толькокрик понимает, по-хорошему никто шевелиться не станет.

– А где Настя в столице жила?

– В поселке, у любовника.

– У тебя ее телефона нет?

– Ну… имелся номерок.

– Можешь найти?

– Вот пристала, – возмутился Ванька, –отдохнуть не дала перед концертом.

– Поищи, пожалуйста, – ныла я.

Парень вытащил растрепанную донельзя записную книжку и началосторожно перебирать листочки.

– Пиши, – заявил он, – у меня два телефона.

Получив заветные номера, я, трясясь от возбуждения,дождалась, пока Рита отправилась на сцену, забилась в пустую гримерку,заперлась изнутри и позвонила.

– Алло, – ответил мужской голос.

– Можно Настю?

– Кого?

– Звягинцеву.

Из трубки полетели гудки. Решив, что разговор прервался потехническим причинам, я еще раз набрала тот же номер, на этот раз ответилаженщина:

– Слушаю.

– Будьте любезны, позовите Настю.

– Тебе же сказали, – зло отозваласьнезнакомка, – нет тут такой! Чего трезвонишь!

– Простите, но мне дали номер…

– Выброси его!

– А он давно у вас?

– Твое какое дело? – прошипела дама, и трубкаснова стала издавать гудки.