– Как только мой вирус замедлит это исчадье ада, убей ее, – сказала Лора и, прежде чем Ричардс понял, что происходит, бросилась на искрящегося уродца, в котором с трудом угадывались человеческие черты.

Тварь вцепилась ей в плечо, вырвала кусок плоти и отбросила Лору к стене. Ричардс не двигался. В руках у него было мачете, но сейчас ему казалось, что этого будет мало. Тварь зарычала, шагнула к нему. Но инфицированная кровь Лоры уже попала в его организм, замедлила рефлексы. Ричардс ударил монстра мачете. Сталь разрубила кости и застряла в плече. Тварь зарычала, вырвалась, выпрыгнула в окно и побежала прочь.

Что-то дикое, почти животное вспыхнуло в голове Ричардса. Он был охотником, хищником. Бежать в ночь, преследовать монстра. Вирус и потеря крови забрали остатки сил. Когда Ричардс догнал ее, тварь уже не бежала, она ползла, пытаясь спастись. Ричардс шел за ней следом и монотонно наносил удары, пока тварь не затихла, затем отрубил ей голову.

Земля была мягкой, и Ричардс без особого труда вырыл неглубокую могилу с помощью своего окровавленного мачете, сбросил туда разрубленную тварь. Ночь была темной, и ему долго не удавалось найти затерявшийся среди дорог отель.

Когда, ближе к утру, Ричардс наконец-то вернулся, то девушка, из которой тварь выкачивала кровь, была уже мертва. Никто не выключил машины, и кровь девушки покрывала все стены. Лора лежала на полу. Рана на плече, которую оставили зубы твари, была глубокой, обнажая белую кость. Ричардс отвез Лору в больницу и сказал, что нашел ее на краю дороги. Врачи решили, что это было нападение диких животных.

– Ты сумасшедшая, – сказал Ричардс, когда два дня спустя Лора вышла из больницы. Вернее, не вышла, а сбежала.

– Тварь мертва? – спросила она, все еще с трудом соображая от большого количества обезболивающих. – Ты добрался до твари?

– Да. Добрался.

– А тело?

– Закопал.

– Молодец. – Лора хотела еще что-то сказать, но ноги подогнулись. Ричардс успел поймать ее, усадил в машину.

Спустя два дня у нее началась лихорадка, но снова отправляться в больницу Лора наотрез отказалась. Пришлось искать частного врача, который не задавал лишних вопросов. Его услуги стоили недешево, и Ричардс так и не понял, откуда пришел чек. Не знал он и кто оплачивает все их поездки по стране. Не знала и Лора, с которой у Ричардса завязался роман на третьем году их совместной работы.

Спустя еще год у них родилась дочь, которую Лора решила назвать Майан. Это имя означало весну или оазис. Ричардсу не нравилось само имя, но против его значений он ничего не имел, зачастую называя девочку либо Весна, либо Оазис, вместо Майан. Лора не возражала.

Почти четыре года они колесили по стране втроем, продолжая выслеживать тварей, затем Лора решила, что лучше будет отдать девочку на воспитание друзьям, которые знали об охотниках и не задавали лишних вопросов. У них был большой дом не первой свежести в Луизиане, где бегало, кроме Майан, еще семь малышей. Приютившая их семья была не молодой, но и не старой. На глаз Ричардс так и не смог определить возраст Оры и Рона Нойман, а чтобы спросить не подвернулось подходящего случая. Майан долго не хотела оставаться одна, но спустя две недели, подружившись с другими детьми, приняла расставание с каким-то взрослым пониманием.

– Скоро здесь будет еще больше детей, – ворковали Нойманы. – Намного больше.

Их обещание оказалось не пустыми словами, и когда Ричардс и Лора приехали полгода спустя навестить свою дочь, детей действительно стало больше. Появились еще два мальчика, а год спустя светловолосая, словно ангел девочка, по имени Адина. Она была младше Майан на два года, но девочки стали подругами. Иногда Ричардсу казалось, что Лоре, которая приезжала навестить дочь, больше нравилось наблюдать за тем, как Майан и Адина играют друг с другом, чем быть вместе с Майан. Но вскоре Ричардсу и саму стало нравиться находиться в стороне и наблюдать. Что-то в этих детских играх было по-настоящему чистое, вселяющее надежду. Это чувство позволяло забыться, выбросить из головы мрачный, залитый кровью мир.

Никогда ни Лора, ни Ричардс не пытались узнать, кто оплачивает содержание дома Нойманов в Луизиане, кто оплачивает расходы охотников, помогает им выслеживать тварей, сообщает о странных исчезновениях людей. Иногда кто-то просто звонил и говорил, куда нужно ехать. Иногда приходили письма с подробными инструкциями. Иногда охотников устраивали на работу, чтобы иметь возможность ближе подобраться к организаторам баров для кровососущих тварей. Определенно, за всем этим стояла какая-то сила, но никто никогда не видел тех, кто находится у руля. Проще было принимать это, как должное, как бесплатный бонус за то, что они – охотники, делают этот мир чище, безопаснее. И не искать объяснений, не задавать вопросов.

Не было вопросов и когда полученное письмо отправило Ричардса и Лору в Нью-Йорк, в театр Саши Вайнер. Документы были уже готовы, и Ричардс без проблем устроился на работу охранником. В театре пропали несколько балерин, и ему нужно было разобраться, что происходит, сблизиться с обслуживающим персоналом, балеринами, другими охранниками. Ричардс потратил на это больше месяца, пока не подобрался к балерине по имени Джатта Ахенбах. Ей было двадцать шесть, и она была первой, кто сказал Ричардсу о том, что в театре происходит что-то странное.

– Была одна девушка. Балерина. Долли, – сказала Джатта Ахенбах. – Бездарная балерина, но… – Она настороженно и пытливо заглянула Ричардсу в глаза. – Она ухаживала за мной. Понимаешь? Не то, чтобы мне нравились женщины, но… – Что-то смутило Джатту, но отнюдь не возможность однополых отношений. – Долли не могла просто так уехать. Она бы попрощалась со мной. Я знаю. К тому же Долли не забрала даже свои вещи.

– В полиции не знают, что вещи Долли остались в театре.

– Конечно, никто ведь не сказал им об этом. – Джатта отступила на шаг назад, меряя Ричардса внимательным взглядом. – Ты ведь не просто охранник, верно?

Он молчал несколько долгих секунд, затем осторожно кивнул. Говорить о том, кто он на самом деле, не имело смысла, поэтому Ричардс спешно придумал себе новую легенду о младшей сестре по имени Табита Корри, которая приехала в Нью-Йорк, чтобы работать с Сашей Вайнер. И когда сестра пропала, он решил найти ее, узнать, что с ней случилось.

Табита была второй девушкой, которая пропала в этом театре, и Джатта долго говорила о том, что у нее был талант, который дремал где-то в этой юной девушке. Ричардс слушал, изображая интерес, стараясь говорить как можно меньше, чтобы не раскрыть свой обман случайной ошибкой. Потом Джатта неожиданно предложила встретиться вечером и поужинать. Она сделала это так небрежно, что Ричардс и не подумал о том, что это может оказаться свиданием. Всего лишь деловая встреча.

Не думала об этом и Джатта. Не хотела думать, не хотела признаваться даже самой себе. Но что-то в Ричардсе было волнительное. Возможно, его армейская выправка. Взгляд прямой, твердый. В глазах пустыня – сухая, знойная. Кажется, еще немного – и можно ощутить этот жар, почувствовать сухой ветер, раскаленный песок под ногами. Руки сильные, крепкие. Черты лица грубые, словно вырубленные из камня. Узкие губы поджаты. Стрижка по-армейски короткая. И еще запах. Запах пустыни, которая поселилась у него в глазах. Джатта не могла забыть этот запах, этот взгляд. Она снова и снова вспоминала его сестру и думала, что если бы Табита имела хоть часть обаяния своего брата, то в нее влюбился бы весь театр. Все мужчины. Все женщины. Но Табита была просто бездарной балериной. Джатта упрекала себя, что не сказала об этом Ричардсу напрямую. Он бы понял. Не нужно было врать. Такой мужчина не заслужил подобного.