— Я не помню, — отвечает Куприянова, опуская глаза вниз — на свои руки, попавшие в плен мужских ладоней.

Странно, а ведь Самаэль никогда не прикасался к ней дольше, чем того требовалось. Он поднимал ее на ноги, дергал за локоть, встряхивал за плечи, а потом убирал свои руки, словно мог обжечься из-за нее или заразиться чем-то. И то, что он держит ее теперь, должно удивить девушку, но почему-то не удивляет.

Она должна спросить у него, с чего вдруг такие перемены, но не спрашивает. В ней будто не осталось вопросов, на которые хотелось бы получить ответ. Словно кто-то заранее вложил в ее голову все ответы на извечные вопросы человечества. И она более не нуждается в поисках истины. Все стало таким мелочным и неважным. Чужие прикосновения, участие в голосе и глаза, ждущие, когда им скажут правду.

— Мне нужно в ванную, — голос у Куприяновой вялый.

Самаэль мог бы списать все на то, что она недавно проснулась и не совсем оправилась от кошмара, но разве в этом доме все может быть просто. Да и вообще, с чего он взял, что ей снилось нечто страшное? Воин сглотнул. Если не ужасные сновидения вызвали крик, то что?

Саша поднимается на ноги, никем не удерживаемая. Ночная сорочка липнет к спине, и она хочет избавиться от нее поскорее. Девушка выходит за дверь и, позвав верного помощника некроманта, просит принести воды в ванну, что-нибудь переодеться и немного выпить.

Клод кивает, обещая выполнить все сию же минуту.

Не дожидаясь выполнения приказов, Куприянова отправляется в ванную и усаживается там на небольшой стул, разглядывая свои ладони при неярком свете свечей.

Она не чувствует себя на своем месте. Собственное тело кажется Саше чужим. Она перебирает пальцами в воздухе, через секунду понимая, что играет на воображаемом фортепиано. Но ведь она не умеет играть. Никогда не училась, хоть тетя и предлагала.

Девушка поднимается на ноги и сбрасывает сорочку, обнажаясь перед зеркалом. И то, что еще пару дней назад было привычной картиной, сейчас кажется противоестественным, ненастоящим. Ее груди должны быть полнее, а бедра более округлыми. Ребра не должны так выделяться, и под правой ключицей должны располагаться три родинки, соединяющиеся в неровный треугольник. Но ничего этого нет.

Куприянова смотрит прямо в свое отражение — глаза в глаза, — надеясь разгадать загадку, загаданную самой себе.

Дверь открывается, и девушка, совершенно не смущаясь своей наготы, поворачивается. Три горничных заносят по паре ведер и, оставив их на полу перед жестяной ванной, выходят прочь. Клод заходит после них, тормозит на мгновение, увидев нагую наследницу хозяина, и опускает глаза к полу, не решаясь взглянуть на нее.

— Я смешаю вам воду, госпожа, — произносит тихо создание Манна, продолжая смотреть в пол.

Сашу забавляет его поведение.

— Ты видел меня в более неподходящем виде, Клод, — вырывается изо рта девушки какой-то потусторонний голос. Не ее звонкий, впивающийся в уши, а грудной, бархатный, который хочется слушать и слушать.

Дворецкий несмело обращает взгляд на девушку, скользит вверх по ее фигуре, угадывая под сложенными крест-накрест руками очертания крепкой молодой груди. И все слова остаются невысказанными — стоит существу заглянуть в глаза девушки. Темные, как чернеющее над головой небо в пасмурную погоду. Он узнает эти глаза. Манящие, не отпускающие, проникающие в самое сердце. Он любовался ими не раз все эти сотни лет. Мечтал увидеть когда-нибудь вновь. И его мечта исполнилась.

Глаза некроманта Альфреда Манна и его жены смотрят на монстра с лица обычной девчонки, что сегодня раз и навсегда подтвердила свою причастность к крови Манна.

— Хозяин, — прошептал Клод, дабы воин за стеной не услышал и ничего не испортил.

Если дворецкий понял все правильно, то единение его хозяев и их наследницы состоялось. Теперь три сущности в одном теле. Они переплетутся между собой, и тогда Элизабет и Альфред всегда будут вместе в одном теле и смогут закончить то, что не успели при жизни.

Надо лишь дать им время. Немного времени.

— Я просила тебя обращаться ко мне в женском роде, Клод, — Саша провела руками по груди вниз до живота. — Неужели я похожа на мужчину? — монстр отрицательно мотнул головой. — Вот и славно, набери мне ванну и уходи. Только не забудь про вино и разведи огонь в камине.

Дворецкий поклонился, и, быстро покончив с распоряжением хозяйки, вышел из ванной, сразу ощутив на себе враждебный взгляд ангела. Клод постарался не улыбаться, что оказалось проблематично, так как его план сработал. А он ведь думал, идея с дневником не дала результатов. Как же приятно ошибаться.

Самаэль продолжал внимательно следить за каждым шагом помощника некроманта, а тот только и мог, что мысленно злорадствовать. Ничего, недолго этому болвану осталось портить своим присутствием воздух во владениях Манна. Он еще уберется отсюда, и Клод проследит за тем, чтобы прощание прошло как можно болезненнее.

***

Девушка трясет ногой, поглядывая на то, как скоро догорают дрова в камине. Пальцы сжимают ножку бокала, на дне которого плещутся остатки дорогого вина. Свежая ночная рубашка немного шире предыдущей и оголяет правое плечо, но распущенные волосы скрывают обнаженный участок кожи.

Она сидит на одном месте в полной тишине не меньше получаса, и за это время Самаэль ожидал услышать от нее хоть каких-то слов, припоминая ее невозможность заткнуться, но смертная и не думает начать разговор первой, а воин не знает, с чего обычно начинают разговоры в моменты таких вот ночных посиделок.

— А ведь она любила Марка, — нарушает Куприянова молчание.

— Что? — отвлекшийся мужчина не придал значения ее словам.

— Я ведь любила Марка.

Повторяет девушка, и Самаэль мотает головой — ему просто послышалось, Александра не говорила о себе в третьем лице. Необходимо просто внимательно ее слушать.

— Так и не сказала ему, — Куприянова касается губами края бокала. – Да, он, наверное, и не стал бы слушать. Марк… – она щурится. — …Марк, слишком простое у него было имя, не подходящее. Вот Маро — это другое дело. Это имя несет в себе что-то, какой-то смысл.

Девушка поворачивает голову и смотрит на воина.

— Ты знаешь, а я вот совсем не удивляюсь, что он оказался ангелом. Точнее, нет, — она весело улыбается, — сначала то я удивилась, но потом поняла: нечему тут удивляться. Маро, он ведь всегда был моим защитником, моей каменной стеной, через которую никакие неприятности не могли меня достать. Мы ведь познакомились так нелепо, — Саша смеется. — Просто, как в сказке про прекрасную принцессу и храброго принца, — она выпила остатки вина. — Я шла вечером домой из школы, тогда я была в выпускном классе и ко мне пристали несколько парней. Я их не знала, хотя почти и подошла к своему району. Моей сумочкой и мобильным они бы точно не обошлись, — Куприянова кривится, — пришлось бы прощаться со своей невинностью, а может, и с жизнью. И тут, словно из ниоткуда, появился новый парень. Раскидал этих придурков и, схватив меня за руку, сказал, что с данной секунды я в безопасности.