До приезда специальной бригады я просидела налестничной клетке, прямо на ступеньках, одну за другой куря сигареты. Когдапрошло минут десять, до меня наконец дошло, что я судорожно сжимаю листок,взятый в комнате покойного. Развернув смятую бумажку, я прочла: «Люди добрые,простите, я плохо жил – плохо и кончу. Думал, с прошлым завязал, но чертпопутал. Не могу больше жить, знай, оперок, Зайцеву Верку я прирезал, изревности, мужика у ней нашел, вот и не снес. Потом, перепугавшись, ножик парнюпьяному в руки сунул да убежал. А теперь совесть замучила, спать не могу, житьне хочу, прощайте, сам себе судья. Андрей Монахов».

Я вновь скомкала бумагу и вздохнула. Вот иконец одному расследованию. Все ясно, как божий день. Сначала Вера Зайцева,чтобы украсть у Антона доллары, опоила его водкой с клофелином, а потомявившийся некстати ревнивый любовник прирезал девчонку и, решив свалитьубийство на мирно храпящего Антона, сунул ему в руку нож и измазалодурманенного юношу кровью Зайцевой…

На лестнице послышались шаги, и несколькомужчин возникли перед моими глазами. Впереди с мрачным видом шел Володя. Увидавменя, он коротко спросил:

– Где?

Я ткнула пальцем в коридор:

– Там!

Мужики исчезли. Минут через пятнадцать майорвышел и принялся сосредоточенно набивать трубку, которую презентовала ему Катя,уверяя, что она наносит меньший вред здоровью, чем сигареты. Из-за красивоизогнутого куска вишневого дерева коллеги начали звать Володю «ШерлокомХолмсом», но майор плевать хотел на насмешки.

– Сейчас поедем ко мне, и там ты расскажешьвсе по порядку, – велел Костин, выпуская клубы дыма.

Я с наслаждением вдохнула ароматный дым. Еслиговорить честно, запах трубочного табака нравится мне куда больше, чем вонючийсигаретный дымок. С большим удовольствием сама перешла бы на трубку, но, боюсь,окружающие осудят.

– Собственно говоря, я мало что знаю.Только имя умершего.

– Оно и без тебя известно, –вздохнул Костин, – Николай Корнилов, неоднократно судимый…

– Нет-нет, – прервала ямайора, – Андрей Монахов…

– Если бы ты меня не прерывала наполуслове, – вызверился приятель, – то услыхала бы продолжение.Николай Корнилов, он же Алексей Плетнев, он же Сергей Бортник, он же АндрейМонахов, рецидивист, неоднократно привлекавшийся, постой, что это у тебя?

И он выхватил из моих рук листок.

– Интересненько, – забормоталКостин, изучая предсмертную записку, – зачем утаить хотела?

– Что ты, – испугалась я, – япросто забыла отдать.

– Где нашла?

– У кровати.

– Такую скомканную?

– Нет, это я случайно измяла.

– Ага, понятно, но все равно жуткостранно.

– Ничего странного не нахожу, –ответила я, – мужика совесть замучила.

– Данного субъекта давно ничто немучает, – вздохнул Костин, – а совесть он потерял еще тогда, когдапервый раз за убийство сел. Но наш самый справедливый и гуманный суд дал ему нетак много, и через четыре года господин киллер вышел на свободу. С тех пор егожизнь – цепь отсидок. Правда, в последнее время он стал осторожен и непопадался нам на глаза. Иди в машину.

Я покорно спустилась вниз и залезла вмикроавтобус. Но уехали мы не сразу, а где-то через час. Когда все мужчинырасселись по местам и рафик выехал на проспект, один из них, продолжаяпрерванный разговор, произнес:

– И теперь она стонет, что хочет мопса,никого иного, только этого катастрофического урода. Разве настоящая собакабывает тридцать сантиметров высотой. Вот ротвейлер или пит…

– Ротвейлер весит под шестьдесяткилограммов, – вздохнул другой, – и твоя жена с ним гулять не сможет,и притом подумай, сколько такая собачища жрет, станешь только на ее мискуработать! Купи ей мопса, самая дамская собака.

– Да звонил уже по объявлениям, –отмахнулся первый, – прямо кошмар! За щенка размером чуть больше чашкихотят 600 баксов!

– Круто, – покачал головойприятель, – значит, не покупай!

– Так надулась и рыдает!

– Послушайте, – решила вмешатьсяя, – мы хотели в начале января вязать наших собачек, двух мопсих. Еслихотите, весной получите щенка бесплатно. Как раз на Восьмое марта преподнесете.Ваша жена приедет и выберет собачку, а домой возьмет чуть позднее, щенок должендва месяца возле матери жить.

– Вы не шутите? – спросил мужик итут же добавил: – Давайте познакомимся: Самоненко Ярослав Петрович, для друзейпросто Слава.

– Очень приятно. А я Евлампия Андреевна,для друзей…

– Лампа, – влез Владимир, – длядрузей она Лампа.

– Очень оригинальное имя, – вежливопроизнес Слава. – Вы дадите свой телефон?

– С удовольствием, – выпалила я иосеклась. – Только тут проблема.

– Какая? – изумился Костин.

– Видишь ли, мы собрались переезжать нановую квартиру!

– Стоп! – заорал майор.

В ту же секунду рафик мгновенно встал, ипассажиры чуть было не попадали на пол.

– Что случилось? – поинтересовалсяшофер.

– Ты зачем встал? – изумилсяКостин. – Езжай себе!

– Так ведь «стоп» скомандовали…

– Не тебе, а ей, Лампе, давай, давайзаводи.

– Нет, – бормотал шофер, выруливаяна другую полосу, – уйду я от вас, давно в пожарную команду зовут, тихое,спокойное место, не работа, а радость. А тут – чистый цирк: то стой, топоезжай, ну зачем вчера ко мне мешок с расчлененкой сунули? Воняло страсть, что,нельзя было труповозку дождаться?

– Так на морозе часа два стоять быпришлось, – ответил Слава, – пока трупная команда подъехала бы, мы бызамерзли. И ничего не воняло, никто и не почувствовал.

– Не просто воняло, а смердело, – неуспокаивался шофер, – вы-то быстренько из фляжки хлебанули – и хорошо, амне никто не дал.

– Тебе нельзя, – примирительнозаметил Слава, – ты за рулем!

– А вам на работе можно?

– Только для профилактики простудныхзаболеваний, – отбивался Самоненко.

– Кончай базар, – велел Костин и резкоспросил: – Почему мне не сказали о переезде?