– Помнится, Федор Иванович Сукин уже езживал в те землипольские? – продолжал между тем государь. – Ну, так ему же сызнова туда иехать: человек опытный. У короля, слышно, две сестры: Анна да Екатерина. Пускайпро обеих все до малейшей подробности разведает, а главное, исхитритсяпоглядеть: каковы ростом, и сколь которая тельна, и какова обычаем, и котораяиз двух лучше. Если обе одинаково хороши, но старшей больше двадцати пяти лет,то свататься за младшую.

Бояре были так ошарашены, что никто даже не спорил. Порешиличуть не завтра отправить Сукина в Польшу. И разошлись.

Замешкался только Висковатый. Искательно поглядывал на царя,топтался бестолково. Иван Васильевич, уже несколько остывший, даже перепуганныйсвоей решимостью поскорее найти замену дорогой усопшей жене и размышлявший, невзять ли свои слова обратно, поглядел на него с досадой:

– Чего жмешься? Говори!

– К тебе, государь, уже который день один человекпробивается, – осторожно начал Висковатый.

– Какой еще человек?

– Ты его знаешь. Был он у тебя… с полгода как или чутьпоболее. – Висковатый значительно прищурился и умолк, выжидая.

Мало ли перебывало народу в царской приемной за названноевремя, однако Иван Васильевич как-то сразу понял, о ком идет речь. Вещимхолодком прошло по спине, но он не подал виду, что догадался.

– Говори толком, чего ты мне загадки загадываешь? –прикрикнул якобы недовольно, а сам поежился неприметно.

– Бомелий. Помнишь, батюшка, Элизиуса Бомелиуса?

– А, звездочтец аглицкий… Ну, чего он хочет на сей раз?Надумал искусство свое лекарское доказать? Так ведь лечить более некого! Поздноуж! А толмача мне покуда не требуется.

– Позволь мне за ним послать, – настойчиво сказалВисковатый. – Позволь! Не прогадаешь!

В голосе всегда мягкого, спокойного, хоть и настойчивого дозанудства дьяка звучали незнакомые, тревожные тона. Что-то подсказало: нестанет Висковатый попусту хлопотать за Бомелия!

Иван Васильевич прислушался к себе. Несмотря на то, чтоБомелий некогда отказал ему в помощи, зла на него царь почему-то не держал.

– А ты знаешь, зачем он долбится?

Висковатый смотрел нерешительно. Вдруг резко сказал:

– Нет. Он мне не сказывает.

Иван Васильевич недовольно дернул плечом:

– Ну, приведи.

Висковатый так и вылетел из палаты. Иван Васильевичзадумчиво смотрел вслед дьяку. Не оставляло ощущение, что Висковатый только чтосолгал: он отлично знает, с чем иноземец рвется во дворец! Странно – именно этаоткровенная ложь и укрепила решимость царя незамедлительно встретиться сБомелием.

* * *

– Это что за ряженый?! – Такими словами Иван Васильевичприветствовал посетителя, не в силах скрыть своего разочарования. Он ожидалвновь увидать сверкающего звездочета или хотя бы таинственного чужестранца, аперед ним оказался совершенный дьяк по виду, в таком же темном, простомкафтане, как у скромника Висковатого, с небольшой бородкой, отдающей рыжейискоркой. – Обрусачился? Небось уже и веру нашу принял?

Это была откровенная издевка, но Бомелий не обиделся.

– Пока нет, – ответил серьезно, не прыгая в своемстрекозином поклоне, а степенно кланяясь в пояс. – Но коли на то будет твоягосударева воля – непременно приму.

За минувшие полгода он еще бойчее выучился по-русски, изречи почти совсем исчез чуждый, забавный выговор. Но царь недовольно нахмурился:где столь полюбившееся ему титулование «величеством»? Где загадочность, котораяодна только и привлекала его в этом человеке? Еще один смиренный подданный! Онпожалел, что допустил к себе Бомелия, и захотел немедля выгнать его.

– Ну, давай, сказывай, зачем ко мне рвался. И смотри, ежеличепуха какая-нибудь – не сносить тебе головы!

Бомелий лукаво повел глазами, и царь вспомнил егопророчество: дескать, падет он от руки государевой, но еще не скоро. ИвануВасильевичу стало смешно от этой наивной, детской веры в какое-то тамзвездосказание – и гнев его невольно улегся.

Лицо гостя снова стало серьезным, даже суровым.

– Сейчас, ваше величество, во Франции на троне король Карл,девятый из рода французских королей, носящих это имя, – начал он, понизив голоси на шаг подступив к царю.

Само по себе это не было ни для кого секретом, однако ИванВасильевич почему-то порадовался, что удалил из покоя всех, до последнегослуги. Иван Михайлович Висковатый тоже ушел – сам, без намека, словно опасалсяузнать лишнее.

– Его мать родом итальянка, по имени Екатерина Медичи. Она вродстве с династией Борджиа. Слышали вы, ваше царское величество, что-нибудь ознаменитом перстне папы Александра Борджиа?

Иван Васильевич досадливо передернул плечами. Он терпеть немог признаваться в том, что не знает чего-нибудь.

– Перстень сей украшен львиной головой, – продолжал Бомелийнегромко. – Папа Александр – настоящее имя его, к слову, Родриго – был всегдаподчеркнуто приветлив с людьми, которые ему чем-то досадили и смерти которых онпо каким-то причинам желал. Чтобы доказать свое расположение, он крепко жалэтим людям руки, а потом извинялся, если слегка поцарапал их перстнем. Но чтозначила какая-то царапина по сравнению с искренней дружбой всемогущего Борджиа!Точно так же никто не пенял ему, когда ранил себе палец затейливым ключиком,которым, по его просьбе, отпирал некий затейливый замочек. По странномустечению обстоятельств те люди, которым Александр или его сын Цезарь выказывалитаким образом свое доброжелательство, вскоре умирали. Часты бывали смерти ипосле изобильных обедов, даваемых отцом и сыном.

– Грибочков покушали? – пробормотал Иван Васильевич. – Нучто ж, бывает. Дело житейское!

Улыбка мелькнула по тонким губам Бомелия и скрылась врыжеватых усах.