— А имя-отчество ваше позвольте узнать? — спросил Вадюнин.

— Зоя Васильевна, — ответила я.

— Ваше лицо мне знакомо, а имя и фамилия — нет, — сказалВадюнин. — Вы случайно в Ростовском госпитале не работали?

— Нет. А вы?

— Ну да, я там служил. А в Новочеркасске не были?

— Нет. Я слышала, там не всех раненых удалось эвакуировать,когда красные подошли? — сочувственно спросила я, потому что помнила, какойтрагедией подобная нерасторопность обозников обернулась для раненых в Свийске(я уже писала об этом).

— Было такое, — сказал он угрюмо. — Пришлось.., спасатьлюдей, да не всех спасли. Но если вы не работали ни в Ростове, ни вНовочеркасске, откуда же я вас могу знать?

Я пожала плечами:

— Ваше лицо мне тоже кажется знакомым, но фамилию слышупервый раз.

— Меня зовут Юлиан Константинович, — представился он.

— Ну уж такие имя и отчество я бы точно не забыла, —усмехнулась я («А усики такие — тем более», — добавила мысленно), — однако онимне ничего не говорят.

— А вы не работали там-то… — Он назвал еще несколько городови лазаретов, но я только головой покачала.

— Ну что же, — сказал наконец доктор Вадюнин, — видимо, выпросто напоминаете мне какую-то из моих знакомых.

— А вы — какого-то из моих.

Мы улыбнулись друг другу, и Вадюнин ушел.

Я попыталась отойти, но что-то удержало меня. Оглянулась —Девушкин крепко держал меня пальцами за халат.

— Ого, — сказала я, — в руках сила появилась, хорошо!

А надо сказать, он лишился вдобавок ко всему способностивладеть руками, и эта способность возвращалась к нему так же медленно, как иречь.

— Ну, теперь ты меня отпусти, — ласково проговорила я. —Отпусти, голубчик Девушкин. Мне уже пора к другим идти.

Он смотрел напряженным «контуженым» взглядом и не разжималпальцы. Пришлось мне высвободиться самой — осторожно и настойчиво. Потом япосмотрела на него: в остановившихся глазах стояли слезы…

— Да что ты? — удивилась я. — Я к тебе скоро снова приду.

И погладила его по голове. Он мучительно зажмурился, и слезывыкатились из глаз…

— Ого, — послышался рядом насмешливый шепоток, — да храбрыйсолдатик, как я погляжу, пленился вами, сестра Колчинская…

Говорили по-французски, и я сразу узнала Малгожату.Обернулась, погрозила ей пальцем и увлекла за собой в коридор:

— Жалко его. Не смейся.

— Он же все равно ничего не понимает, — вскинула бровиМалгожата. — А чего не знаешь, то не мешает! Кстати, я видела нового доктора.Симпатичный, да?

— Хм… — пожала я плечами. — Вот разве что усики… Но мне еголицо знакомо. Мы пытались вспомнить, где могли видеть друг друга, да так и невспомнили.

— Ну, со мной так часто бывает! — отмахнулась она. — А кактам поживает добрая волшебница камизэлька?

С некоторых пор у нас был такой пароль, такая игра.Малгожата требовала, чтобы я относилась к камизэльке уважительно, уверяла, чтоэто наш добрый талисман, что именно она нас подружила, помогла бежать из тюрьмыи добраться до своих. Когда я резонно возражала, что бежать из тюрьмы нам помогГригорий, а при переходе линии фронта камизэлька не спасла меня от пули,Малгожата говорила, что Григорий был лишь орудием, а что касается моегоранения, то откуда я знаю, может быть, та пуля летела убить меня, а камизэлькаумерила ее силу, и я получила лишь ранение. С ней невозможно было спорить, я ине спорила.

— В почете и холе висит на спинке стула, — сообщила я. —Ждет моего возвращения.

Мы с Малгожатой жили отдельно, хотя и по соседству. Думаю,она стеснялась передо мной своей неуемной страсти к мужским объятиям, а я ееничуть не осуждала. Я вообще не страдала ханжеством. Только думала: пусть хотьвсе мужчины мира побывают ее любовниками, только бы среди них не было доктораСокольского!

Покуда, насколько мне было известно, бог миловал.

— Береги ее и передай ей от меня привет, — сказалаМалгожата. И тут я обратила внимание, что поверх платья и передника сестрымилосердия на мою подругу был накинут кожушок (уже стояли холода).

— Далеко ли собралась?

— На станции стоят вагоны с английской помощью, — сказаласердито Малгожата. — В частности, с сапогами. Все на одну ногу, тыпредставляешь себе?! На левую! Целый вагон! И еще прислали свечи без фитилей. Ивот я еду на станцию разбираться…

— Не затерялся ли где-то вагон правых сапог и отдельныхфитилей для свеч? — невинно спросила я, и мы расхохотались.

Ничего смешного в сапогах на одну ногу не было, союзникивообще проводили по отношению к России гнусную политику, словно желали победыбольшевикам, но я шутила больше над попытками Малгожаты под любым предлогомулизнуть из госпиталя.

Наконец она уехала, а я пошла готовиться к операции, накоторой меня просил быть Лев Михайлович. Разумеется, я не могла да и ни за чтоне хотела отказать!

* * *

«Строго говоря, я вполне могла бы сюда и не ехать, — мрачноподумала Алена, в очередной раз вытаскивая острые каблучки босоножек из мягкогосырого дерна. — То есть вообще ехать не следовало. Я ведь зачем набивалась кмадам Вите? Чтобы узнать что-то о Габриэле! Но теперь я знаю, как его найти вПариже. Значит, я и впрямь тащусь сюда только ради милонги? Боже, да у меня уженоги не идут, а я еще танцевать собралась! Ведь этот замок Эриво — историческаяценность, мало ли какие туристы пожелают его осмотреть, так почему здесь нетникакого общественного транспорта?!»

Промчавшийся мимо автомобиль недвусмысленно ответил —почему. Потому что все приезжают сюда только на своих машинах! И туристы, ипосетители школы мадам Вите. Им и в голову не взбредет, что кто-то можетпотащиться пешком… Нет, во Франции множество любителей пешеходных туров, но онивсяко не отправляются в эти туры в босоножках на полушпильке!