К тому же испортилась погода. Пока Алена ехала напригородном поезде (назвать его электричкой как-то язык не поворачивался),синева небес сменилась серостью, в стекло со второй космической скоростью(поезд двигался именно так!) полетели капельки дождя, и Алена вспомнила, чтозабыла зонтик. Да нет, не в Париже забыла — дома, в Нижнем. Не сбегаешь… Можнобыло бы купить новый, да где? Даже во французских сверхскоростных исверхкомфортабельных поездах не встретишь бродячего торговца зонтиками…

«Может, на станции? — понадеялась она. И тут же забыла обовсем на свете, увидев поперек дороги огромный, закрывший все небо корпуссамолета. — Сейчас разобьемся!»

Обошлось. Поезд вильнул в сторону, и через мгновениеаэропорт Шарль де Голль остался далеко позади.

Потом мимо потянулась сплошная стена леса — кудрявого,густого, но не слишком-то высокого французского леса, за ним — поля подсолнухов(Алена вспомнила, как она спросила у Сильви, когда проезжали мимо такого жеполя в Туре, едят ли у них семечки подсолнухов, и та долго не могла взять втолк, чего от нее добивается гостья, а Марина и уже просвещенный в отношениирусского менталитета и русского желудка Морис помирали со смеху, слушая ихразговор), а потом в отдалении вдруг вырос огромный замок. Самый настоящий,рыцарский, королевский, невероятный! Алена ахнула и воскликнула:

— Шантильи!

Однако смуглая низенькая француженка, сидевшая рядом,учительским тоном сообщила, что Шантильи будет впереди, буквально через десятьминут, но с железной дороги его не видно, а это Экуен — замок знаменитогоконнетабля Франции Анн Монморанси.

Сочетание имени Анн со словом «коннетабль» Алену ничуть неудивило, потому что Анн здесь — и мужское, и женское имя, правда, теперь мужчинтак не называют, имя устарело. Может, оно и хорошо, а то как бы их звалиуменьшительно? Аник? А впрочем, и пуркуа бы не па?

К Шантильи прибыли и впрямь мигом, и тут Алена с облегчениемобнаружила, что ей нет надобности бегать по крохотному вокзальчику в поискахзонтика, потому что дождь кончился. Около станции она увидела остановкуавтобуса, идущего в Люзарш, и доехала туда, однако дальше везение кончилось:указатели к аббатству Эриво имелись, однако три километра до него предстоялопреодолеть пешком. Никаких такси в тихой, безлюдной деревушке, чем-тонапомнившей Алене Мулен, где она отдыхала (и разбиралась со своими киллерами)прошлым летом, не имелось. Кому надо, топайте ножками, господа!

Три километра, конечно, ерунда для Алены, которая в том жеМулене каждое утро отмахивала и не такие расстояния по прекрасной Бургундии,однако отмахивала-то она их в кроссовках и шортах, а не в юбке, при каждомпорыве ветра норовившей взвиться выше головы, и не в босоножках, острые каблукикоторых проваливались в мягкий сырой дерн или скользили на влажном гравиидороги. Мимо, конечно, иногда проносились автомобили, но никто не делал попытокостановиться, а Алена как-то стеснялась проголосовать.

«Буду наслаждаться природой!» — дала она себе установку ивыполняла ее изо всех сил, благо наслаждаться было-таки чем, однако устала приэтом больше, чем хотелось. Но усталость как рукой сняло, когда за поворотомлеса вдруг открылся шато Эриво.

Он и правда был небольшой — всего лишь трехэтажный серый домкаких-то метров сто в длину. Обычные длинные неширокие окна с белымирешетчатыми ставнями, крыша с флюгерами, высокое крыльцо с балюстрадой, сбокуозеро, с другой стороны бассейн с фонтаном, вокруг дубовая роща, а перед нейогромный зеленый газон, который украшало одно-единственное строение — какое-топодобие античного грота.

Всего-навсего. Но это была красота — красота безусловная,изысканная, рафинированная, незамутненная, высшей пробы. Ветер истории шумел-пошумливалв кронах столетних — а может, и трехсотлетних! — дубов, и мелкие зеленые желудисыпались на мелкий серый гравий с тихим таинственным стуком.

От всего от этого хотелось взяться за сердце и замереть,смаргивая с ресниц слезы восторга. Алена так и сделала. Правда, восторгупредавалась не столь уж долго — слишком замерзли промокшие ноги, да и не толькожелуди сыпались с дубов, а также капли недавнего дождя. Ну а слезы моглиразмазать тушь на ресницах…

Она с тихим вздохом тронулась с места и подошла к легким,ажурным воротам. Чистая символика! Однако по периметру столь же субтильной,изящной оградки там и сям вспыхивали чуть приметные синенькие огоньки.Иллюминация, что ли? Или, что вернее всего, оградка под легким током?Дотронешься первый раз — чуть-чуть пощекочет, станешь упорствовать — ударитсильнее, ну а не поймешь намека — шибанет так, что не скоро вспомнишь, зачемсюда пришел и что тут делаешь. Модная новация, но французы вообще большиемастера таких новаций. Не далее как в июле месяце, отдыхая (с позволениясказать!) в уже упоминавшемся пансионате «Юбилейный» на Нижегородчине, Аленаизбегла многих неприятностей именно благодаря тому, что у нее имеласьфранцузская охранная система «Gardien», то есть «Сторож»…

На приличном расстоянии от ограды припаркованы десяткаполтора автомобилей. Если на них приехали ученики мадам Вите, то народ они явноне бедный: исключительно дорогие, шикарные модели были тут, и даже «Порш»!

Н-да… А она-то, как Золушка.., нет, еще хуже, чем Золушка,потому что у той была какая-никакая, а карета, пусть даже из тыквы…

Ладно, если кто-то спросит, почему она пришла пешком, можнонаврать, что машина сломалась и Алена вызвала автосервис, чтобы ее «Пежо» (апочему не «Мерседес», если на то пошло?!) отбуксировали в Париж.

Всякое бывает, ну честное слово — бывает всякое!

А вот и обещанный домофон. Наша любительница аргентинскоготанго нажала на циферку «два», и знакомый мальчишеско-юношеский голос почтисразу отозвался:

— Добрый день. Вы на урок к мадам Вите?

— Да, — отозвалась Алена. — Добрый день. Я звонила вовторник…

— Я помню ваш голос! — весело сказал мальчик. — А сейчас ясмотрю на вас в окно. Если вы посмотрите вверх, то увидите меня в окне второгоэтажа.

Алена послушно подняла голову и увидела в высокомстрельчатом окне, украшавшем торец здания, рыжеволосого юношу лет шестнадцати,который держал в руке телефонную трубку.

— Прошу вас, мадемуазель! — весело воскликнул он, и замокщелкнул, после чего калиточка отворилась сама собой, пропуская Алену.