Римов не ожидал от Большова подобного поворота. Нашли время говорить о законности, когда главные ревкомовцы пропадают где-то вторые сутки.

– А я настаиваю, – продолжил он. – Мы обязаны, поскольку Ревком бездействует…

Однако его больше не слушали. Один за другим министры брали слово и говорили, не сообразуя доводы с ситуацией в государстве. В итоге договорились до того, что в отношении Римова следует провести служебное расследование либо вообще отправить в отставку. При этом выяснилось, что снять его мог лишь тот, кто назначил, а назначил его федеральный центр. Выяснилось и то, что Ревком назначается вообще бог знает кем – возможно, банком, но точно, что не местной властью, хотя и через Законодательное собрание.

Итог правительственного заседания мог снова оказаться неутешительным. Римов едва себя сдерживал. Если бы не строгий регламент, он давно хлопнул бы дверью и занялся делом. Впрочем, никого из подчиненных он не смог бы использовать по своему усмотрению – таково было условие соглашения с Москвой. Это условие было основным, и выдвинуло его местное Законодательное собрание. Каждый полицейский знал об этой особенности, так что комиссар полиции третьего ранга Римов мог рассчитывать лишь на себя. Да еще на тех, о ком пока не знал никто.

Выйдя в конце концов на улицу, Римов сел в машину и задумался. Об андроидах Римов знал пока что мало. Ему было лишь известно, где они проводят свои форумы. Это было очевидной недоработкой, которую следовало устранить немедленно…

Заволжский стадион был забит андроидами до упора. Яблоку негде упасть. Они стояли плотными рядами, обратив лица к возвышению, на котором была трибуна. Возле трибуны маячил тип, похожий на космонавта в белом скафандре.

– Матка, – шептались между собой андроиды, – проповедовать будет… – и косились в сторону Римова, словно чуя в нем чужого, хотя чувствовать этого они не могли: от Римова шел точно такой же сигнал, как и от них.

Перед поездкой на стадион Римов сначала заехал к Харитону. Старик давно сотрудничал с ним, вводя в курс «андроидных» дел. Однако дед не любил торопливости в этом деле.

– Мне столько лет, что некуда больше спешить, – сказал как-то он назидательно. – Мне даже патент больше не снится. Он мне нужен, представь, как собаке пятая нога…

– Но как же?! Ваши права нарушены!..

– Имею право… – ответил дед.

Однако сегодня, узнав, что Римов навострил лыжи на стадион, на котором собралось «электронное быдло», Харитон возбудился и стал отговаривать комиссара. По его словам, такой поступок являлся непродуманным и опасным.

– Тебя там расколют, как грецкий орех… Ты еще форму надень генеральскую… Они сожрут тебя с потрохами… Я же их сам разрабатывал, не ходи…

– Не могу.

– Возьми тогда хоть бы вот это…

Дед подошел к старинному комоду, вынул оттуда спичечный коробок и протянул Римову.

– Что это? – спросил тот.

– Открой сам и посмотри.

– Спички…

– Вот именно! – рассмеялся дед. – Мы видим лишь то, что лежит на поверхности. Удачи тебе. И пусть тебя не съедят сегодня андроиды…

Оставив машину за квартал до стадиона, Римов пошел к нему пешком, благополучно миновал рамку-детектор на входе и, включив звукозапись на обручальном кольце, влился в толпу.

Назвать андроидов быдлом или толпой было некорректно. Они стояли длинными колоннами, в затылок друг другу, и говорили между собой, не поворачивая голов. Они не выглядели существами поточного производства. Они были разного возраста, разного пола и с разными лицами. Среди них даже были глубокие старики и старухи.

Матка сидела за столом, в стороне от трибуны, и ничем себя не проявляла. С трибуны по очереди говорили пока что одни андроиды. Затем матка шевельнулась, собираясь, вероятно, подняться. К ней подскочили двое андроидов и приподняли под руки. Матка отстранилась от них, давая понять, что может обойтись без помощи, и пошла враскорячку к трибуне. Утвердившись за трибуной, она пододвинула к себе микрофон и заговорила сладким напыщенным голосом, словно это была тонкая, изящная особа, а не глыба – без талии и сисек.

Римов напрягся, стал слушать, но ничего, кроме neben den Pryluky, не понял, поскольку речь звучала на немецком языке. Фраза, которую он понял, означала лишь одно: рядом с Прилуками. Остальное, надеялся Римов, удастся перевести позднее – лишь бы запись получилась качественная.

Матка между тем перешла с лающего немецкого на мяукающий английский, а затем – на русский. Речь на этот раз шла о святом Василии, который являлся создателем не только электронного мозга, но и всего живого на планете.

– Слава святому Василию! – восторженно произнесла матка.

– Слава!!! – гаркнули андроиды, так что над стадионом прыгнули к небу стаи ворон.

– Да будет электронный мозг началом всего сущего на земле!

– Будет!

– Все как один! Плечом к плечу! Как единая нация!

– Как единая нация!

– Долой иноверцев и всех остальных, кто затесался в наши ряды!

– Долой!

Матка отошла от трибуны, поклонилась толпе и растаяла в воздухе, словно ее и не было. Андроиды поклонились ей вслед и стали выходить колоннами со стадиона, норовя растоптать любого, кто попадется у них на пути.

Римов отступил в боковой проем и ждал, пока эта масса пройдет мимо. И это стало его ошибкой: каждый из проходящих удивленно смотрел в его сторону. И когда Римов, двигаясь в конце последней колонны, оказался у долгожданного выхода, его зажали с боков двое местных охранников, завели в боковое помещение и усадили в замызганную комнату для временного содержания диких фанатов. Римов стал возмущаться, после чего ему нацепили наручники, зажав с силой на запястьях.

Примерно через час его вывели из этого помещения, усадили в машину и под конвоем доставили в Ревком. А ближе к полуночи комиссара допрашивал Татьяноха. Дмитрий Олегович сидел теперь не на улице Железной Дивизии, в главной прокуратуре, а на улице Льва Толстого и возглавлял Ревизионную комиссию. Его туда назначил Совет спасения. Подобный расклад был не в пользу Римова.

– На каком основании? – возмутился он. – Я комиссар полиции… По сути – министр внутренних дел…

– Бывший! – радостно объявил председатель Ревкома. – Так что успокойся, пожалуйста, и – ближе к делу… Кто твои сообщники? Каковы ваши цели?

У Римова перехватило дух. Сволочь могла знать о нем больше, чем он сам. Такое бывало в истории правоведения, так что не было смысла о чем-либо говорить. И Римов замолчал, чем вызвал гнев оппонента.

– Я начальник – ты дурак! – напомнил Татьяноха. – Ты знаешь закон курятника?! Клюй ближнего, сри на нижнего! Говори!

Римов молчал.

– Понятно, – угрожающе произнес Татьяноха. – Мы незнакомы. Впервые видим друг друга…