Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рад, что сумел удивить.
– Ко мне приходят разные парни. Я уже приноровился различать, что у кого за пазухой. Ты сегодня принес отчаяние. Это из-за «гретельской бойни»?
– Не… Я уже работаю над другим делом.
– Сейчас-то полегчало?
– О да. Я абсолютно пуст. Обрел дзансин.
– Это хорошо. Но в погоне за собственной выгодой ты мог причинить неоправданный вред другим бойцам. «Свободный ковер» в моем додзё не для самоутверждения. Мне пришлось выпустить Магомеда, чтобы урезонить тебя. Ты понимаешь?
Конечно, я все понимал – сейчас, когда тело испытывало приятную расслабленность после физической нагрузки, а в голове гулял ветер.
– Не всегда спарринг – лучший способ разрешения внутренних противоречий, – продолжал вещать Пастырь. – Иногда можно просто поговорить. У тебя есть с кем поговорить?
Призадумавшись, я кивнул.
– Хорошо. Тогда расскажи этому человеку обо всем, что тебя гложет. Он разделит твою печаль и, возможно, даст дельный совет.
Я слабо улыбнулся.
– Пока что твой Магомед – самый лучший антидепрессант.
– О, позвать его? Он с радостью проведет второй раунд.
– Давай потом. А то я ведь обрел дзен, прокачал скилл. Еще ненароком покалечу вашу визитную карточку.
Пастырь фыркнул.
– Пошли, закончим тренировку. Я запалил благовония.
Кряхтя и матерясь, я вылез из нагретого кресла, мы вернулись в зал, точнее, в ту его часть, что в японской традиции именовалась камидза – обязательным алтарем. Конкретно в додзё Пастыря, помимо прочих атрибутов, на стене висела картина со сложным узором – мандала конгокай. Если верить японским мистикам, в изощренных завитках данного изображения заключен вид на Вселенную снаружи, из заводей высшей истины.
Мы опустились в сэйдза, и Пастырь скомандовал:
– Мокусо!
Я полуприкрыл веки, погружаясь в медитативное состояние. Несколько тлеющих тростинок китайских свечей приятным ароматом дурманили голову. Я был абсолютно спокоен и опустошен. Кажется, мне удалось достичь состояния, которое в дзен-буддизме называется равновесием ума – настоящая жемчужина для любого практикующего экстрасенса. Ведь только сохраняя дзансин, толковать видения и предчувствия он будет максимально полно и корректно.
– Мокусо-рэй! – раздался голос Пастыря.
Я открыл глаза.
– Сёнэй-ни рэй!
Мы синхронно поклонились алтарю.
– Аитагани-рэй!
Мы развернулись на коленях, поклонились друг другу.
– Теперь ты действительно спокоен, – сказал Пастырь, внимательно рассматривая меня. – Еще хочешь драться?
– Не сегодня.
– Ты заходи, когда время будет. Просто так заходи. Поговорим, чаю попьем.
Я пообещал старому другу заглянуть, как только разберусь с текущим дельцем, и мы распрощались. Такси вызывать не стал, решив, что до дома лучше пройтись пешочком.
Уже стемнело, улицы были практически пусты. По дороге изредка проезжали старенькие автобусы с парой-тройкой запоздалых пассажиров. Я шел в прекрасном расположении духа и ощущал себя полным вселенской благодати и свободным от страданий. Хотелось наслаждаться миром вокруг и тем местом, которое я в нем занимаю.
Проходя по железнодорожному мосту, я достал мобильник, с которого когда-то звонил в отель «Марта», набрал дежурную часть и оповестил о самоубийстве Мазая.
– Кто говорит? – грозно спросил дежурный полицейский.
– Тот, кто немедленно избавится от телефона, – ответил я и швырнул мобильник с моста.
Я слышал, как он разбился о пути.
Придя домой, я сразу же отправился к стеллажу с картами, по фотографии запеленговал Кристину – так приглянувшуюся Герхарду Петрову девушку из «Марты». При текущей свободе разума от эмоционального фона биолок сработал с поразительной четкостью и быстротой. Я скинул Петрову напоминание о нашей совместной вылазке, принял душ и лег в постель.
Заснул я мгновенно и спал очень спокойным, глубоким сном до самого утра.
Герхард Петров явился ко мне в контору ровно к десяти утра. Он был свежевыбрит, при галстуке и неимоверно возбужден. После оформления договора клиент перевел гонорар, и мы отправились по адресу, где накануне вечером находилась Кристина.
– Как думаете, может, стоило купить цветы? – спросил он по дороге.
– Герхард Алексеевич, давайте условимся, – максимально нудным тоном заговорил я. – Во-первых, мы едем не на свидание. Основная цель нашего мероприятия – опросить Кристину и выяснить, что ей известно о странностях, происходящих в стенах отеля. Нужно будет настроить ее на деловой лад, а ваши романтические порывы, уж извините, собьют весь ритм.
– Кристина ничего мне…
– Посему, – перебил я, – сначала я пойду к ней один. Оценю обстановку, задам интересующие вопросы. А уж после напишу вам. Вы подниметесь и сможете пообщаться с ненаглядной в более непринужденной обстановке.
– Хотите, чтобы я ждал в машине? – изумился он.
– Так точно. Именно этого я и хочу.
Петров ничего не ответил, но забавно скуксился и всем своим видом принялся демонстрировать негодование относительно моих методов работы. Я припарковал «вольво» напротив белой высотки, одиноко торчавшей среди серых пятиэтажек.
– Тут она и живет? – спросил Петров, подавшись вперед и разглядывая окна квартир.
– Да, в этом доме.
– Как вы нашли ее так быстро?
– Современные технологии.
– Шпионское оборудование?
– Только никому ни слова.
Он закрыл на губах невидимый замок.
– Могила!
– Ждите здесь. Я отпишусь.
Я вылез из покоцанной Борисом Шеллиным трехдверки, мысленно активировал биолок. Дом имел три подъезда и приблизительно полторы сотни квартир. В одной из них прямо сейчас находилась Кристина – я чувствовал ее присутствие где-то в стенах «свечки».
По карте города невозможно запеленговать объект интереса с точностью до квартиры – более конкретный поиск всегда лучше проводить на месте. Я достал смартфон, еще раз взглянул на фотографию девушки, настраивая биологический локатор, и, не спеша, побрел к дому. Ощущение присутствия искомого человека начало усиливаться. Почти сразу, например, я установил, что Кристина проживает точно не в третьем подъезде.
Тогда – первый?
«НЕГАТИВ».
Область солнечного сплетения отозвалась чувством дискомфорта.
Ясно, значит во втором. Этаж-то какой? Я переводил взгляд с окна на окно, поднимаясь все выше, пока нутра не коснулась «кошачья лапка», – шестой этаж. Прекрасно, дело за малым.