Рассердился – значит, рассердился. Раскаялся изаплакал – так раскаялся и заплакал. Если полюбил кого-то, то сразу и на всюжизнь. Схватил в охапку и бежать, авось не догонят, а имя украденной можноузнать и по пути. Решил пожертвовать жизнью за друга – пожертвовал. Мысль быласловом и одновременно действием. Головой никто не крутил, не ныл и назад необорачивался.

«А сейчас люди дробные. Вроде и убивают реже,зато гадят чаще. И любят, точно дохлую кошку гладят, и сердятся половинчато, ипрощают в треть сердца. И все как-то вяло, без силы, без желания… И кому мытакие нужны? Эх, зажег бы кто нас!» – подумала Ирка.

* * *

Когда они вернулись на площадку, там ужедежурили Ламина и Хола. Их оруженосцы с апломбом рассуждали, каким способомможно быстрее натянуть тетиву у арбалета. Когда же тема исчерпалась, перешли наспособы закалки дамасской стали.

Насколько Ирка могла определить на первыйвзгляд, оба оруженосца относились к породе всезнаек-эрудитов, которые все и обовсем знают понемногу, вглубь благоразумно не ныряя и размазывая знания по мозгутонким слоем, как масло по хлебу.

Ламина сидела на краю песочницы и, точнозагорая, смотрела на луну. Хола прохаживалась взад и вперед, как тигрица вклетке.

– Ну как дела? – спросила Таамаг.

– Чудесно, – отрешенным эхомоткликнулась Ламина.

В ее взгляде сквозила лунная пустота.

– Новых атак не было?

– Нет, – ответила Хола. –Комиссионеры – те шныряли, но близко не совались. Хотела я одного копьемподшибить, но смазала.

– Злиться надо меньше. Кипят толькочайники, – сказала Ламина.

Не принимая участия в разговоре, Ирка отошла иостановилась, глядя на дремлющую в ночи бензоколонку. Память укусила еебеспокоящим воспоминанием. Она готова была поклясться, что в микроавтобусе сразбитым стеклом, кроме лица Арея, она видела мелькнувшее лицо Мефа. Но почемуон там? Зачем? Как он мог смотреть и не вмешаться, не помочь?

Таамаг она ничего не говорила и говорить несобиралась, но на душе у нее стало неприятно. Нет, не обиду она испытывала, а недоумение,какое бывает, когда человек, которому ты доверяешь, вдруг совершает непонятный,скользкий и необъяснимый поступок. Необъяснимый потому, что объяснение, еслиего давать, станет приговором.

«Я должна увидеть Матвея! Немедленно, прямосейчас! Мне необходимо его увидеть!» – почувствовала Ирка.

Когда одна чаша весов перевешивает тоской инедоумением, на другую, чтобы не нырнуть в уныние, непременно надо положитьчто-то утверждающее и обнадеживающее.

Попросив разрешение у Таамаг отлучиться иуслышав в ответ великодушное: «Ну топай!» – Ирка сосредоточилась и мысленнопозвала Корнелия. Непутевый связной света появился минут через пять. Вид у негобыл заспанный, хотя он и уверял всегда, что раньше шести не ложится и вообщеспит не больше двух часов.

– Ну чего тебе? – спросил он, зевая.

– Где Багров? В Эдеме? – задалавопрос Ирка.

– Так его и взяли в Эдем! Догнали и ещераз взяли! Эдем заслужить надо. Если меня оттуда вот-вот выпрут – чего тут оБагрове говорить! – заявил Корнелий.

– Но хоть подлатали? – забеспокоиласьИрка.

– Подлатали.

– А где он сейчас?

– У Эссиорха в Москве отлеживается. Вчерас утра жар был – ртуть чуть из градусника в космос не улетела, а сейчас уженичего. Загромождает мой диван и грустит.

– А увидеть его можно? – спросилаИрка.

– Да запросто! Можешь даже с собойзабрать. А то мне надоело на полу спать. Эссиорх на меня вечно свой мольбертроняет, когда ночью на него муза наступит. Лежишь себе, ворочаешься, и тут –хлоп! – на тебя сваливается бездарное полотно с непросохшим маслом! Не хило,да?

Перед тем как отправиться к Багрову, Ирканенадолго поднялась в квартиру, чтобы захватить с собой ноутбук. Ей нехотелось, чтобы оруженосцы-всезнайки попытались туда залезть.

Корнелий с ней не пошел. Он уже достаточнопроснулся для того, чтобы потрепаться с Холой и Ламиной, и направился к ним,выпячивая грудь, как молодой петушок. За те полторы минуты, что Иркаподнималась по ступенькам, он ухитрился выяснить, что Хола делает вечером,сказать Ламине, что у нее печальные глаза, попросить у Таамаг разрешенияпотрогать ее бицепс и вызвать на дуэль всех трех оруженосцев.

В темном коридоре Ирке попалась ИнгаМихайловна, бредущая на кухню. Одетая в белую ночную рубашку, она походила нашаткое привидение. В руках она держала кашляющую тревожным ночным лаем собачку.

– Кто там? – испуганно спросила ИнгаМихайловна.

– Я, Ира. А почему свет не горит?

– Лампочка перегорела. Но ты не волнуйся,я уже просунула под дверь серфингисту письмо с требованием принять меры. Впрошлый раз меняла я и не хочу терпеть экономического ущерба.

– А, ну да… – сказала Иркарассеянно. – А так сказать нельзя? Словами?

– Разговаривать с ним бесполезно. Я сэтим субъектом не вступаю в контакт после того, как одна из его досок едва неубила Мими. И вообще, дорогая моя!.. Питер не тот город, в котором беззащитноймолодой девушке следует гулять ночью! Советую принять это к сведению и впредьиспользовать как жизненное правило!

Захватив ноутбук, Ирка вышла. Лестничныйпролет встретил ее такой же темнотой, как и квартира. Ступеньки слабо серели.Над ними нависла густая сосущая тьма, разбавляемая брызгами луны, когда поворотлестницы проходил мимо окна.

Вначале Ирка несла ноут перед грудью, но,опасаясь разбить, застегнула сумку и перебросила через плечо. Держась рукой заперила, она ногами осторожно нащупывала выщербленные ступеньки. Казалось бы,излишняя предосторожность, но ступеньки были разной величины, и Ирка даже придневном свете ухитрилась пару раз с непривычки сверзиться.

Одиночка спустилась уже на два пролета иприближалась к третьему, когда что-то заставило ее остановиться. Позднее онаприписала все интуиции, хотя на деле причина была более прозаичной. Ременьсумки ноутбука был слишком длинным, и сумка, раскачиваясь, при каждом шагестукалась о бедро.

Ирка поправляла сумку, когда ей почудилсянеясный, смазанный звук, донесшийся оттуда, где чуть более светлая полоскаперил прочерчивала темноту.

– Ау! – негромко окликнула Ирка.

Никто не отозвался.

– Кто там? Есть кто? – сновакрикнула Ирка.