Ведьма недоверчиво мотнула головой.

– Ты что, совсем не ревнуешь?

– Нет, – сказала Даф. – Я Мефудоверяю. А люди, которым доверяешь, постепенно становятся достойными доверия.

Улита решительно провела рукой по высветленнымволосам.

– Что-то для меня это мутно! У меня всепросто: дают конфетку – жуй, наступают на голову – вякай. А то развелифилософий – тапочки поставить негде! Кстати, хочешь хохму?

Хохмы Дафна не хотела, но вопрос был скореериторический, потому что ведьму, которая хочет что-то рассказать, остановитьможно только пулеметной очередью. И то не факт, что сразу.

– Тут недавно к Эссиорху девица однастала приставать. Назойливая – жуть! Я ее вначале чуть на рапиру не насадила, апотом поняла, что она не клеилась, а в секту его заманивала. А он у менявежливый, отказать твердо не может. Она на него давит: «Вы верите, чтосуществуют высшие силы, которые управляют нашей жизнью? Не хотите ли узнать оних больше?» – а моя детина что-то блеет в духе: «Да я-то не против, да мне вотрисовать надо». Я устыдилась, что напрасно разбушевалась, и к ним в сектуТухломона записала. Он теперь карьеру делает с чудовищной скоростью. Емуамериканские братья даже медальку поощрительную прислали.

Дафна подошла к окну. Она увидела, что Мефодийстоит рядом с Прасковьей и с интересом трогает ручной тормоз велосипеда.Некоторое время спустя Прасковья слезла, уступая ему место. Меф запрыгнул наседло, пощелкал скоростями и, пустив Прасковью на багажник, поехал с нейкуда-то.

– На месте света я подзаняла бы деньжат икупила бы ему велосипед, – посоветовала Улита.

– Зачем?

– А так просто. Африканских жениховловили на колокольчики. Привяжут к некрасивой невесте много колокольчиков и,пока он их трогает, тащат к шаману, или кто у них там для регистрации брака. Аразвод там только через сто ударов дубиной с гвоздями, так что семьи получаютсяпрочные.

– Очень рада за африканских невест, но я– пас, – спокойно сказала Дафна.

Ведьма взяла ее за руку и развернула к себе.

– Ты мне только одно скажи, и япреспокойно отправлюсь есть свою утреннюю курочку. Тебя что, Прасковья совсемне бесит? – спросила она.

– Да. Она меня немного злит, –честно признала Даф. – Но это ничего. Именно потому, что она меня злит, яи понимаю, что она хорошая.

Улита заморгала вначале обоими глазами, азатем для убедительности каждым по отдельности.

– А теперь можешь то же самое, нопо-русски?

– Могу. У меня есть внутренний барометр.Как только в моей душе шевельнется и вскипит досада или раздражение – значит,передо мной хороший человек или в чем-то хороший человек. На действительноплохих людей не раздражаются по определению. И еще признак: если чудовищно нехочется браться за какое-то дело – значит, именно оно тебе сейчас необходимо.

Улита напряженно задумалась, осмысливая нечтосовершенно для нее новое. Однако надолго ее не хватило. Отяжелевшая мысльвзлетала к небу с усилием, как раскормленная гусыня, и то по большойнеобходимости.

– Бр-рр! Ну, ты меня и загрузила! Пойдувоплощать твой совет про «не хочется, значит, надо». Мне вот сейчас совершенноне хочется завтракать. Пожалуй, заставлю себя и поем, – сказала ведьма.

* * *

Велосипед шел легко, надежно, устойчиво.Толстые рифленые шины уверенно брали высокие бровки. Руль тоже был хорош: ненастолько гоночный, чтобы ехать, согнувшись в три погибели, но и нечайниковский, когда держишься за него, как за забор.

Меф ехал и даже через куртку ощущал прохладныеладони Прасковьи, лежавшие у него на плечах. Когда же она касалась пальцами егошеи, что происходило нередко, то щекотный холодок пробегал по телу, забираясьдаже в ботинки.

«А ведь мне нравится», – подумал Меф.

В тот момент, когда эта мысль посетила его,Прасковья засмеялась, и шею Мефа обожгло жаром. Усмиряя ее, Меф, не снижаяскорости, переехал через валявшуюся толстую доску, чтобы новую наследницу мракакак следует тряхнуло на багажнике. Прасковью и в самом деле тряхнуло, однакодурь не вытрясло, потому что в ответ она засмеялась еще громче.

Когда Меф, много петлявший в переулках,затруднился бы уже сказать, где они, Прасковья принялась стучать его по спине.Буслаев свернул налево, заметив выезд к каналу, переехал узкую дорогу иостановился.

– Жалко стало велик? – спросил Мефразочарованно. Он был не прочь еще покататься.

Вместо ответа Прасковья взяла велосипед обеимируками, с усилием подняла его над парапетом и швырнула в канал. Велосипедскрылся почти мгновенно. Последней мелькнула пухлая черная шина.

– Ага. Значит, тебе ничего не жалко… Акакой вопрос надо было задать, чтобы ты сама в воду скаканула? Простотеоретически? – с обидой за велосипед поинтересовался Меф.

Прасковья попыталась дать ему затрещину.Буслаев легко поймал ее руку, но она ухитрилась оцарапать ему ладонь.

– Знаешь, есть такие волшебные таблетки.Называются: «экстракт корня валерианы». Хочешь, подарю? – предложил Мефустало.

На этот раз в нос Буслаеву полетел уже кулак.Он ушел от него, сделав полшага назад.

– В общем, я не настаиваю. Я простовысказал свое мнение. Даже не утверждаю, что авторитетное, – сказал Меф.

Разговаривая с Прасковьей, он ощущал себячеловеком, который ватной палочкой осторожно обрабатывает кому-то болезненнуюрану. Одно неловкое касание, даже не неловкое, а просто недостаточно бережное –и сразу вопль. Не девушка, а сплошное минное поле. Куда ни ступишь – сразувзрыв. С другой стороны, он и сам был виноват: смущался и говорил глупости.Привык, видно, что Даф всякую его словесную глупость покроет любовью ипониманием.

Напряженно глядя на Мефа, Прасковья приняласьоживленно жестикулировать, точно желая спросить его о чем-то.

– Не понимаю, – сказал Буслаевсовсем осторожно, чтобы в него снова что-нибудь не полетело.

Прасковья нетерпеливо мотнула головой. Сунувруку в карман, она выдернула из него блокнот и маркер.

«ИДИ ЗА МНОЙ!» – написала она.

– Почему ты без Ромасюсика?

Прасковья вновь склонилась над блокнотом.Маркер в ее руке быстро запрыгал, сокращая и сглатывая слова:

«ЧТБ. НЕ ПРБЛТ. Н. ВСТР. – ТЙН».

– Тайна от кого? – спросил Меф,прикинув, что Улите и Даф, к примеру, она уже известна.