и Эгрегий отступили назад, чтобы лучше рассмотреть людей.

Как и в прошлый раз, фигуры ожили, их каменные тела наполнились кровью, заиграли всеми красками. Резчику удалось передать движение фигур. У зрителей немного кружилась голова, когда они смотрели на процессию. Ее неумолимо тянуло в сторону фонтана.

– Вот я, – сказал Эгрегий.

Он указал на фигуру, что идет чуть отдельно от остальных. Похожая на Хенельгу девушка шла в двух шагах от него.

– Ага, – Виал кивнул.

Узнал всех, кто изображен на картине. Всего фигур тридцать, на большом постаменте они умещались без проблем и не мешали друг друга. Воспринимать их как камень нельзя, слишком живыми выглядели.

Лица похожи на людей, знакомых Виалу, но одежды – странные. Виал назвал бы их варварскими. И если для Эгрегия варварский наряд уместен, то для навклера он выглядит чудно.

Короткие туники с длинными рукавами, длинные штаны и закрытая обувь. А в таком месте, как северное побережье Вии, подобные одеяния грозят тепловым ударом. Это на севере, в Коматии можно и нужно так одеваться. Тут на юге уместны просторные одежды, чтобы тело дышало.

В руках у людей были предметы непонятные, не похожие на атрибуты их ремесла. Виал мог бы ожидать, что его копия будет нести в руках весы или стругу, да хотя бы свернутый парус. Но нет, этот Виал на камне нес… свечу? А так же нечто похожее на кайло, возиться в земле Виал не любил.

Нечто, похожее на свечу, имело язычок пламени, но не походило на факел. Смотрел каменный Виал в глаза зрителям, прямо им в душу. Глаза были живыми, выражение лица точно таким же. Лишь чуть старше выглядел человек на рельефе, больше морщин и больше мудрости.

Зато те, кто походил на резчиков, несли в руках цветы и венки, вооружились лопатами. Этого не ожидаешь увидеть в руках варваров, чья жизнь больше похоже на вечную схватку со смертью. Им бы гарпун или поделку из кости в руки, венки и цветы носят дриады, наяды и тому подобные существа. Но никак не резчики.

И эти люди улыбались, были веселы, не скрывали эмоций. Их взгляды были направлены во все стороны, они смотрели в мир и видели, как он прекрасен.

– Почему у меня в руках картина? – спросил Эгрегий.

– А я думаю, это ковер.

– Рисунок такой четкий, какой же это ковер.

Виал пожал плечами, но его спутник прав. У изображения в руках было нечто, похожее на картину, только форму оно не сохраняло, потому походило на ковер. Некая умелица вышила удивительно четкий рисунок. Как ей такое удалось?

Парень на изображении был такого же возраста, но в глазах таилась какая-то тайна. Смотрел он не в мир, не на Хенельгу и не на зрителей. Смотрел он в себя, пытаясь найти какие-то ответы. Легкая улыбка даже в профиль выглядела загадочной, вызывала разночтения.

– Я не художник.

– А я не свечник.

– Ты… лодочник, типа путь указываешь. Нет?

Под снисходительным взглядом Эгрегий стушевался. Указывать парню, что у него нет образования, Виал не хотел. Он только сказал, что это рельефы, это не они изображены на камне.

– Потому ты так рвался сюда? Но откуда ты знал, что найдешь.

– Видел.

– Видел? Где ты мог такое видеть.

– Пещеру героев вспомни.

Эгрегий испугался. Он не смог запомнить то, что послали ему духи. Его духовный опыт был ограничен эмоциями, что обрушились на него за время до и после испытания. Но само испытание не запомнилось. Возможно, духи тоже показывали это изображение, эту процессию, но как теперь узнать? Эгрегию изображения не казались знакомыми, зато Виал глядел на это все так, словно уже видел.

– Ты видел рельеф или…

– Или.

Отвечать на другие вопросы Виал не стал. Он перевел взгляд на другие фигуры. Отдельно от всех стояли Карник и Луцидий. Почему-то царь находился в конце процессии, а Карник шел впереди. Не возглавлял, но шел впереди, глядя прямо на фонтан. И он не держал свечку, факел или другую ерунду, как некто, ведущий людей. В его руках была табличка, похожая на восковую. Похожая, потому что пластинок у нее было множество, а сами они удивительно тонкие. Чем-то похоже на кодекс, что можно купить на востоке.

Резчики не знают о существовании харт, а уж про кодексы тем более не слыхали! Они записывают на костных пластинках, реже используют глину. Но никогда не применяли выделанные шкуры телят или спрессованный тростник.

Карник видел свитки, что привозил Виал. Возможно, в своих путешествиях ему посчастливилось прикоснуться к кодексу. Но этот предмет не мог стать его атрибутом.

Фигура на рельефе смотрела прямо на фонтан, из которого текла вода. Шестиконечная звезда, из центра которой струился поток воды. Изображена она была хуже фигур, покрыта слоем соли. Краска, позолота давно слезли. Солнце, вода и ветер с песком подпортили изображение.

Зато процессия сохранилась прекрасно. Обросшие лианами они были защищены от природных сил. Наверняка статуи и рельефы в развалинах были столь же прекрасны, выглядели как живые, но там они не могли сохраниться во всем блеске.

Шестиконечный многогранник с прямыми углами изображал, наверное, чашу фонтана при виде сверху. Над этим многогранником едва читался рисунок рогатого демона. Того самого, что торчал на постаменте.

– Выглядит жутко, – сказал Эгрегий, указав на изображение.

– Да, шестиконечник у некоторых народов означает хаос.

– У резчиков?

– У некоторых народов. Как у резчиков, я не знаю. Ребята не очень общительные.

– Я заметил.

Смех был деревянным.

Хаос – эта изначальная сила, из которой появились все боги и смертные, и материальный мир и хтонический. Философы спорят о структуре этой силы. Но разве можно понять то, что не имеет ни формы, ни размера, не имеет цели и смысла существования. Оно просто есть.

– Карник ведет их к источнику разрушения, – сказал Виал.

– К смерти?

– Не глупи. Разрушение не означает смерть. Это и перемены, и перерождение и все такое. Ты убиваешь оленя, разрушаешь его плоть, чтобы она стала частью тебя,