Юля движением плеча сбросила его руку и встала, чтобы передать уснувшего ребенка матери.

— Знаешь,— она присела рядом с ним на корточки и, подняв с земли ветку, нарисовала дом с трубой и струйком дыма из нее,— в одной песне есть такие слова: «Воровка никогда не станет прачкой, а вор не станет спину гнуть». Ты не думаешь, что в один прекрасный день тебе захочется скинуть домашние тапочки и, забив на детей и меня, вновь отправиться спасать мир?

— Почему ты так решила?— оторопел Роберт.

Зеленые глаза возлюбленной приобрели стальной оттенок и она отчеканила, впечатывая каждое слово ему в лоб:

—Да потому, что ты вчера, не моргнув, поставил на кон свою жизнь, а стало быть, и мою. И, если бы ты не вернулся, я бы тоже умерла. И не было бы в нашей жизни детей, камина, пушистого ковра, да и нас самих тоже.

Роберт отвел взгляд. Юля перечеркнула дом, встала и, подхватив ружье, скрылась в зарослях. Эдвард подошел, чтобы налить себе чай, и с тревогой взглянул на Роберта:

—В воздухе запахло ссорой. Что на этот раз?

—Врезала, так врезала. Спасибо не при всем честном народе,— Роберт бросился вслед за Юлей.— Стой, не нужно тут ходить одной.

Она замерла.

— Любимая, я очень виноват перед тобой,— Роберт встал у нее за спиной.— Ты уже жалеешь, что связалась со мной?

—Я этого не сказала,— Юлины плечи подрагивали.

— Тогда что ты имела в виду?

—Я имела в виду, дорогой,— она повернулась к нему,— что при таком образе жизни мы вряд ли сможем завести детей.

Роберт отобрал у нее ружье повесил за спину и слегка встряхнул бунтарку.

—Я клянусь тебе, что никогда больше не поступлю так глупо и безответственно, errare humanum est[1]. Человеку свойственно ошибаться.

Она тут же парировала:

—Amicus Plato, sed magis amica veritas[2].

Роберт нахмурился и, подхватив возлюбленную на руки, пристрожил:

—Ты можешь говорить что угодно, но я за камин и ковер. И ты будешь рожать мне детей. Потому что я хочу их иметь от тебя.

— Львенок, да я-то только за…— начала она.

—Скажи, что любишь меня,— он провел по ее щеке кончиком носа,— и больше можешь ничего не говорить.

—Я очень люблю тебя.

—Пойдем к машине.

—Поставь меня,— Юля вывернулась из его рук.— Я хочу здесь немного погулять. Ты вообще мне обещал фотосессию. Я размечталась, думала ужастик тут инсценируем, что-нибудь дикое и симпатичное.

—Ужастик ты уже с блеском инсценировала вчера,— Роберт скользнул взглядом по дереву за Юлиной спиной.— А теперь молча иди за мной. Только не дергайся.

—Что случилось?— Юля послушно пошла след в след за бесшумно отступающим Робертом.

—А теперь оглянись и посмотри внимательно на дерево,— улыбнулся он.

Юля обернулась и увидела змею, толщиной с руку. Она покачивалась на ветке, и ее голова с кулак молотобойца нацеливалась явно в их сторону.

— Жесть,— прошептала Юля и… упала в обморок.

Роберт еле успел подхватить ее. Он вынес Юлю на поляну, недоуменно взглянув на отца, ожидавшего их возвращения.

— Что случилось?— Эдвард бросился к ним навстречу.

От его крика мирно спящий Багг проснулся и сел, протирая глаза. Роберт положил Юлю на брезентовое полотнище у костра и склонился над ней:

—Джу, родная, все в порядке!— он подул ей на лицо и похлопал по щекам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эдвард бухнулся рядом на колени и свесил подзатыльник Роберту:

—Опять довел ее?

—Еще в угол меня поставь. Принцесса всего-навсего увидела питона,— Роберт снова пошлепал ее по щекам.

— Джулия испугалась… змеи?— Эдвард удивленно поднял брови и взял Юлю за запястье, нащупывая пульс.

Она глубоко вздохнула, открыла глаза и прохныкала:

—Где она? Поехали скорее отсюда.

—А как же фотосессия?— подколол ее Роберт.

Эдвард рассмеялся.

— Ах, Джулия, Джулия!— он поцеловал ей кончики пальцев.— Ты не перестаешь меня удивлять. Но я рад, что некоторые человеческие слабости тебе не чужды, а то после вчерашнего я уже не знал, что и думать.

—Это и правда забавно,— Роберт не мог прогнать с лица улыбку.

—Обхохочешься,— буркнула Юля, но не выдержала и рассмеялась.

Во время завтрака задумались об официальной версии вчерашнего происшествия. Ситуация оказалась достаточно щекотливая. И о том, что Роберт попал к туземцам в плен, и тем более о Юлином вмешательстве решили умолчать в лагере. Эдвард боялся, даже не того, что официальное расследование может задержать их, а то что оно может закончиться не в их пользу. После еды начали собираться в дорогу. Маттиас с любопытством заглядывал во все сумки. Юлины розовые носочки сразили его наповал. Он долго и восторженно разглядывал их, а потом натянул на себя. Шимпанзе прижал одну лапу в носке к груди, посмотрел на Юлю такими глазами, что она сразу согласилась передать их ему в вечное пользование.

Фаррелл-иладший отозвал Джонни в сторону.

—Прости,— Роберт пнул носком ботинка камень,— получается, я не выполнил свою часть договора.

Джонни похлопал его по плечу:

—Твоя женщина решила мою проблему,— он кивнул в сторону Юли.— Правда, другим путем.

У Роберта округлились глаза.

—Каким?— удивился он.— И, кстати, как ей удалось забрать у тебя камень? Я думал, ты с ним уже не расстанешься.

— Попробуй этой бестии что-нибудь не дай,— рассмеялся Багг и показал на свое исцарапанное лицо.— Когда я вернулся один, то думал, она с меня шкуру спустит. Это ее работа.

Роберт охнул и прикрыл рукой рот.

— Нормально она тебя отделала.

—Твой отец еле оттащил от меня эту демонюгу,— Багг покосился в ее сторону.— Она словно парализовала меня своим криком. А когда вырядилась таким чудищем и с голыми титьками к дикарям отправилась, я уже просто не решился с ней спорить. А алмаз? Он был нужен, чтобы отомстить шаману за мою женщину, которую тот убил. Джулия потребовала камень, чтобы спасти тебя и надрать им задницу. О такой изощренной мести, которую она воплотила в жизнь, я даже не мог и мечтать. Так что, считай, мы квиты. Мне остается только завидовать тебе. Надо было все-таки… украсть ее в то утро.