- Называй меня ГРОССМЕЙСТЕР. Я есть ты, и я есть число «ZORTZI».

- Что это?

- Число «ВОСЕМЬ».

В сознание Губы тут же выплеснулось воспоминание о недавнем разговоре у костра, когда девка рассказывала о своих похождениях в 13-м веке. Тогда она тоже упомянула это слово «zortzi», которое увидела вырезанным на одном из истуканов. Она сказала, что профессор говорил о некоем языке эускади (надо же – запомнил…). Язык давно утерян, и сейчас на планете едва ли найдётся пара-тройка лингвистов, способных расшифровать его.

Воспоминание исчезло, прерванное голосом:

- Теперь, ты и я – мы вместе. Я твоя сущность. Я – ястреб души твоей. Задай вопрос. Без вопроса, я не имею доступа к сущности твоей. Задай – задай – задай…

- Хо-ро-шо-о!!! – вскричал Губа (опять же мысленно), подтянув руку и схватившись за виски. По голове будто били молотом. Насекомые на руке бросились врассыпную за шиворот и начали отчаянно кусать всё тело.

- Ты и есть Хозяин Байкала, о котором мы все думали?

- Я ГРОССМЕЙСТЕР! Но и Он тоже. Задай вопрос.

- Если ты это я, то я теперь твоя сущность?

- Не ты моя, а я твоя. Мы вместе.

- И ты всё время отныне будешь со мной? Внутри меня?

- Только во снах. Когда ты будешь засыпать, я буду в тебе, как парящий ястреб души. Мы будем вместе. Задай вопрос.

- Что ты хочешь от меня?

- Задай правильный вопрос.

Видения начали менять очертания, и голос становился едва слышимым от помех.

- Что я должен делать? – поправился Губа.

- Слушать меня. Отныне мы вместе. Ты и я. Сущность и идея. Плоть и высший разум. Тело и эфир в пространстве. Я – ТАПРОБАН. Теперь и ты – сущность Тапробана. Мы вместе. Я вернусь. Ожидай меня.

…Помехи заглушили голос и фотограф начал двигаться.

Открылись глаза. Он шумно вздохнул, и тут же подскочил испуганный, ничего не помня и ничего не понимая. Память наглухо заблокировала только что произошедший внутри себя диалог, и Губа абсолютно не понял, как он оказался рукой в муравейнике. Насекомые, привлечённые не выветрившимся запахом мочи облепили всё его тело, и, срывая по пути одежду, он бросился в выступающий залив озера, видневшийся за деревьями. Странно, однако: вчера он его не видел.

Со всего размаху врезавшись в воду, он принялся кататься в прибрежном иле, вопя от укусов. Обжигающая боль полностью привела его в чувство, и по истечении нескольких минут, он, опухший и покусанный, вернулся к своим вещам у костра. Что это было? Он что, терял сознание?

Голова гудела, словно в ней поработал сельскохозяйственный комбайн. Смутное чувство чего-то зловещего и нехорошего, произошедшего с ним, не давало покоя. Что-то жуткое и дотоле неведомое обволокло его со всех сторон. Воздух вокруг был пропитан страхом и неизвестностью. Сколько он пробыл в отключке? Возможно, более десяти минут, иначе бы муравьи его так не облепили. Хорошо, что он с собой прихватил из аптечки йод и какую-то мазь от аллергии. Обмазав, где смог достать, он присел и принялся собирать вещи: к вечеру он нагонит остальных, идя по их следам. Остановятся они – остановится и он в полукилометре от их лагеря. Там и переночует.

Но что-то ему подсказывало, что ночь для него во сне будет не совсем спокойной.

Губа с испугом осознал, что побоится заснуть.

********

- Да уж…- почесал затылок Семён. – Многовато он прихватил с собой, прежде чем совершил побег в стиле Золушки из замка. Смысл был ему от нас удаляться?

- Ну, ты же видел, каким он постепенно становился в последнее время, - не то утвердительно, не то вопросительно констатировал Саша.

- Он таким не стал, - ответила Люда. – Он таким был всегда. – Она сделала ударение на двух словах, разливая по кружкам дымящийся кофе. – Воспользовался случаем, и сгинул. У меня из аптечки исчезли медикаменты, бинты, вата, мазь от аллергии.

Они сидели у костра, завтракая и готовясь к дневному переходу вдоль озера, вниз – на юг. Когда Губа не разбудил Сашу в два час ночи менять дежурство, парень сам проснулся и, отдежурив до шести утра, разбудил Семёна. Затем проснулась Люда, и они обнаружили пропажу личных вещей фотографа, а так же кое-чего из общей поклажи. Но настоящим эмоциональным ударом было отсутствие большого количества патронов. Семён ещё не пересчитывал остаток, однако, вывод сам по себе напрашивался неутешительный. Сразу сделали заключение: судя по всему, Губа покинул лагерь в районе полуночи, поэтому Семён и вспомнил Золушку – та тоже сбежала от принца в двенадцать ночи.

Вдоль берега они шли до самого вечера, делая кратковременные привалы в тени нависавших над водой деревьев. Идти было довольно трудно, поскольку берег имел структуру известняковых пород, сухой глины и слежавшегося годами песка. В озере плескался омуль, ныряли нерпы, то тут, то там из воды показывались головы водяных змей, в притоках раздавалось забавное щёлканье бобровых челюстей, над головами парили птицы, и повсеместное кваканье лягушек приводило Люду в благостное умиротворение.

Судя по шагомеру, к вечеру они прошли чуть более двенадцати километров – и это ещё хорошо, так как прибрежная зона постоянно пересекалась мелкими притоками, болтами и омутами. Вконец уставшие, они, наконец, остановились лишь тогда, когда на небе в тусклой синеве появились первые звёзды.

Люда плюхнулась на первое попавшееся поваленное дерево и принялась раскладывать жалкую посуду – всё, что осталось в сумках. Саша поспешил развести костёр, а Семён занялся двумя утками, которых они дробью подстрелили по пути. Отсутствие капканов пока не ощущалось: живности было много, а что ждало их впереди – одному Богу известно.

…Или Хозяину Байкала.

Кому как.

Поужинав одной уткой (вторую оставили на обед следующего дня), все трое расположились у костра, готовясь к ночёвке. Чтобы экономить силы, приходилось дежурить всем: хотя бы по три часа мужчинам, и два часа Людмиле. Первой должна бодрствовать именно она – с одиннадцати до часу ночи; затем до четырёх Саша, и до семи Семён. Восьмичасовой сон нужен был как воздух – без отдыха организма они далеко не продвинутся.

Ещё какое-то время они обсуждали схему строительства плота, затем уснули оба кроме девушки. Люда сидела в ногах Саши с