«Почему я каждый раз попадаю в дурацкое положение? —думал Дронго. — Я вел себя, как настоящий идиот. И, кажется, напрасно ятак нервничал в сауне. А с другой стороны, я, наверно, обманываю себя. Ведь насамом деле моралист из меня никудышный. Мне было неприятно, что эта женщинавидела во мне только самца-производителя и после принятия дозы спиртного решилазайти именно ко мне. Мне было неприятно? Или, может быть, я все-таки обманываюсебя? Я просто не хотел встречаться с этой полупьяной журналисткой, с которыймне было бы неинтересно и противно. Может, если на ее месте оказалась быМулайма Сингх или Катя Вотанова, я повел бы себя по-другому? Даже если быпришла Мэрриет Меестер, так похожая на Николь Кидман. Или Драгана Павич. Возможно,я повел бы себя иначе. Хотя нет. Я бы все равно повел себя так же. Янеисправимый романтик, мне нужна душа женщины. Или я себя обманываю? Почемутогда у меня были контакты с другими женщинами, где душа явно не былазадействована? А случай в американском кинотеатре, который произошел много летназад? Или тогда я был моложе? Наверно, нет. Скорее, та незнакомка понравиласьмне до такой степени, что при одной мысли, что она может отдаться этомумотоциклисту, у меня все перевернулось внутри. Похоже, что наша мораль зависитот конкретного желания. Как часто мы врем сами себе».

Дронго разделся, чтобы принять душ перед сном. Он прошел вванную и долго чистил зубы. «Мой отец был прав, — подумал он с неожиданнойгрустью, — неважно, кто именно любит тебя, самое главное в жизни — любитьсамому. Это чувство облагораживает человека, делает его чище, лучше,возвышеннее. Объектом страсти может быть какая-нибудь зарубежная актриса, скоторой ты наверняка никогда больше не увидишься. Но чувство влюбленности самопо себе — прекрасное чувство. И когда тебе нравится человек, ты забываешь обовсем на свете. В том числе и о его недостатках. Я обманываю себя, —продолжал размышлять Дронго, вставая под душ. — Если бы она мне хотьнемного нравилась, я бы, конечно, ей не отказал. Но в том-то все и дело, чтоона мне абсолютно не нравится».

Много лет назад, кажется, семнадцать или шестнадцать, у негоуже была похожая история. Тогда в него влюбилась знакомая его близкого друга. Аон в свою очередь испытывал симпатию к ее подруге. И образовавшийсячетырехугольник не принес счастья никому из них. А их переплетенные чувствазакончились разрывом всех отношений.

Он вспомнил лицо журналистки, ее требовательный, горячийпоцелуй. Уходя, она, кажется, обернулась. Он не заметил выражения ее глаз. Онане была так сильно пьяна, как ему поначалу казалось. Очевидно, она выпила дляхрабрости. Возможно, что она волновалась не меньше его, а ему казалось, что онасильно пьяна. Ему только показалось…

«Нужно извиниться за свое поведение. — подумал Дронго. —Кажется, я вел себя, как настоящий хам. Она не была настолько пьяна, чтобы непонимать истинных причин моего отказа. Стыдно и глупо».

Он поспешил из ванной комнаты, вытираясь на ходу. Довольнобыстро оделся и спустился в бар. Он рассчитал правильно. Она сидела одна имедленно цедила рюмку водки, держа ее двумя руками. Увидев Дронго, она грустноусмехнулась.

— Вы не пишете свою статью?

— Я пришел извиниться, — твердо сказал он. —Я не буду писать ее сегодня. Кажется, я могу отложить ее на завтрашний вечер.

Женщина покачала головой. Он был прав: она была не настолькопьяна, как хотела выглядеть, чтобы казаться более развязной. Очевидно, это быласвоеобразная форма защиты. Дронго невесело усмехнулся — аналитик его классаобязан был понять ее состояние. А он помнил только сегодняшний эпизод в сауне.

«Мы мыслим совсем по-разному, — горько подумалон. — Кажется, Байрон говорил, что для мужчины любовь всего лишь эпизод вего жизни, тогда как для женщины — это сама жизнь».

— Я хотел извиниться за свое поведение. —растерянно сказал Дронго, — кажется, я не имел права сегодня ночьюработать.

Она улыбнулась сквозь слезы. Он был прав, она не быланастолько пьяна. Алкоголь был нужен ей для храбрости.

— Сядьте рядом со мной, — попросила она. — уменя все равно не хватит смелости отправиться снова к вам в номер. А дальше я свами не поеду. Мы расстанемся в Германии, а в Восточную Европу с вами поедутдругие журналисты.

Он сел рядом с ней.

— Налейте мне текилы, — попросил ондевушку-бармена.

Та согласно кивнула головой.

— Я вел себя, как свинья, — призналсяДронго, — извините меня.

— Нет, — она положила свою руку на его, — вынастоящий мужчина. Признание собственных ошибок делает честь любому из нас. Этовы меня простите, я была слишком настойчива.

— Мы можем подняться ко мне, — предложил Дронго.

— Нет, — улыбнулась она, — я сохраню вас всвоем сердце как несбыточную мечту. Или несостоявшуюся мечту. Как сказать болееправильно?

Он взял ее руку и бережно поцеловал. Она не отдернула руки,только покачала головой.

— Какие вы, мужчины, слабые существа. Один раз поступилкак сильный человек — и сразу растаял. Может, мир действительно меняется ифеминистки будут править в новом веке. Как вы полагаете?

— Да, — кивнул он, — и, кажется, я буду ихпервой жертвой.

Утром Дронго как обычно не спустился к завтраку. Онограничивался обычно чашкой чая и не понимал, как можно наедаться по утрам.Может, потому, что его утро обычно начиналось с десяти-одиннадцати часов, когдазавтрак в большинстве отелей мира уже заканчивается. А может, потому, что онбыл ярко выраженной «совой» и пик его активности приходился на ночное время.Именно поэтому на завтрак у него была лишь чашка чая, обед заменяла легкаязакуска, а ужин был плотным и обильным.

В этот день все участники «Литературного экспресса»отправились на выставку, представляющую достижения человеческой мысли к началутретьего тысячелетия. А Дронго вышел из отеля лишь в двенадцатом часу и,неспешно перейдя площадь, направился к вокзалу, откуда на выставку уходилиспециальные составы. Билеты им раздали заранее, и он сел в состав, которыйдоставил его к новому вокзалу, рядом с которым и была расположена выставка.Отсюда ему пришлось прокатиться на эскалаторе метров пятьсот, и, наконец, оноказался перед входом. Он предъявил билет. Дежурный долго и испытующе глядел нанего. Потом спросил:

— Вы актер?

— Нет, — улыбнулся Дронго, — по профессии яюрист, но надеюсь, что по жизни тоже не актер.

Дежурный понимал по-английски. Он улыбнулся в ответ:

— На вашем билете указано, что вы актер, — пояснилон, — это специальные билеты для актеров, которые работают в павильонахсвоих стран.

— Очевидно, участникам «Литературного экспресса»достались именно такие билеты, — развел руками Дронго.

— Значит, вы писатель, — понял дежурный. —Проходите.