— Скорее, журналист, — на всякий случай уточнилДронго, проходя через электронный турникет.

Выставка располагалась в гигантских павильонах, разбросанныхна большой площади. Чтобы найти нужный павильон, приходилось обращаться куслугам информационных бюро, которые выдавали специальные карты.

«Это все уже было, — вдруг подумал Дронго. —Грандиозная выставка достижений науки и техники. Тогда она называлась ВДНХ.Только павильоны там были гораздо красивее, и сам парк был разбит на куда большейплощади, не говоря уже о его благоустройстве. Все новое — это хорошо забытоестарое. Правда, полагают, что это была лишь ширма, скрывавшая сталинские лагеряи разгул сексотов. Возможно, что и так. Но ширма была сделана на славу, имногие приходили в тот парк просто отдохнуть».

Нужно было отдать должное и устроителям «Экспо-2000». Здесьразмещались многочисленные рестораны и кафе, представлявшие многие страны иконтиненты. И хотя сами гигантские павильоны напоминали больше авиационныеангары, в каждом из подобных циклопических сооружений расположились секциинескольких стран, которые демонстрировали собственные достижения.

Многим нравились африканские павильоны, которыесосредоточились на собственной неповторимости, экзотике, и выиграли от этого. Впавильонах продавали диковинные сувениры и поделки. Музыканты и танцорысоревновались друг с другом, поэты читали стихи, а миловидные женщиныпредлагали свой нехитрый товар. Посетители были в восторге, и в африканскихпавильонах всегда было много людей.

Дронго искал сирийский павильон, зная, что рядом с ним егождет Эдгар Вейдеманис. На часах было уже пять минут первого, когда наконец онвышел к павильону, где висели черные траурные флаги. Сирийский народ отмечалтраур по своему погибшему вождю. Кадры из парламента обошли весь мир.Парламентарии искренне плакали, сожалея об ушедшем диктаторе. Хафез Асадединолично правил страной в течение нескольких десятков лет, а, уходя,торжественно объявил своим наследником сына. Однако, несмотря на такойполумонархический-полудиктаторский режим, люди искренне сожалели о его смерти.

Есть нечто печальное и поучительное в смерти диктаторов.Почти всегда смерть подобного политика вызывает сильные чувства у егоподданных. Очевидно, многолетние диктаторы имеют гораздо большую фору вполитике, чем избранные демократическим путем руководители государств.Диктаторам не нужно идти на популистские шаги, рассчитывая набрать лишниеголоса, к их услугам вся государственная машина, любое их действие будетодобрено средствами массовой информации и подано народу как настоящая забота оего благе. В отсутствии оппозиции диктаторы становятся не просто «отцаминарода», они становятся полубожествами со всеми вытекающими отсюда атрибутамивласти и обожания. Поэтому смерть любого полубога вызывает у населенияобъяснимые панику и замешательство. Ведь следующий полубог может оказаться иполудьяволом.

Дронго прошел мимо павильона, вошел в него. Вейдеманисанигде не было. Он повернулся и прошел в соседний павильон, где размещалосьливийское представительство. Здесь был небольшой ливийский ресторан. Сидевшийперед ним мужчина, очевидно, хозяин ресторана, был неимоверных размеров. Наломаном немецком он говорил с двумя девушками явно славянского типа, которыесидели рядом с ним и все время хихикали. Девушки говорили по-немецки не лучшехозяина, но это был язык, который понимали обе стороны. Дронго усмехнулся.Этому жирному арабу явно нравились светловолосые девочки. Он уже хотел пройтидальше, но увидел сидевшего за столом Вейдеманиса. Тот смотрел на друга так,словно назначил ему свидание именно здесь.

Дронго вошел в ресторан и хотел занять соседний столик. Вэти часы здесь не было посетителей. Но Вейдеманис громко сказал ему:

— Я предупредил, что жду своего друга. Поэтому тыможешь расположиться рядом со мной.

Дронго сел напротив Эдгара.

— Почему здесь? — деловито спросил он. — Мы,кажется, договаривались встретиться у сирийского павильона.

— Я не мог там торчать. Ты знаешь, кто здесь ходит?Угадай с трех раз.

— Стервец Планнинг, — рассмеялся Дронго.

— Угадал. Он приехал раньше всех и был оченьразочарован, не увидев тебя в толпе прибывших участников «Экспресса». Кажется,они сейчас в германском павильоне.

— Ясно. Планнинг вцепился в нас, как голодная собака вкость. И пока он меня здесь не увидит, он отсюда не уедет. Нужно будет егонайти. Как у тебя дела? Есть что-нибудь новое?

— Звонил Потапов из Москвы, — сказал, оглядываясьпо сторонам, Вейдеманис, — они считают, что в группе не хватает сотрудникаФСБ, и уже выслали сюда своего представителя.

— Уже догадался. Представитель России сообщил мне, чтозавтра к нам в поезд подсядут два журналиста. Учитывая время их появления, яполагаю, что либо один из них, либо оба — представители ФСБ. Поэтому всеправильно. Потапов не сказал, кто именно?

— Нет. Он по телефону не стал ничего говорить. Толькосообщил, что этот человек сам тебя найдет.

— Надеюсь, что найдет, — вздохнул Дронго. —Что ты заказал для себя? Попроси, чтобы мне принесли, какой-нибудь салат.

— Хорошо.

Вейдеманис еще не успел распорядиться, когда мимо ресторанапрошли четверо украинцев и трое грузин, явно спешивших куда-то.

Дронго проводил их взглядом.

— Хорошие ребята, — пробормотал он, —особенно молодые. Важа Бугадзе меня просто поражает, очень интересный человек.В его возрасте иметь такие выдающиеся задатки — это большой аванс на будущее. Иэта красивая семейная пара — Бондаренко с Вотановой. Ты знаешь, она недавнообиделась на меня, и я впервые в жизни не знал, что говорить.

— За что обиделась?

— Я заказал на всех кофе, а она посчитала, что янавязываю ей свое решение. Вот такой интересный характер.

— Она тебе нравится? — вдруг спросил Вейдеманис.

— Не знаю, — пожал плечами Дронго, — в любомслучае наши встречи были бы невозможны.

— Почему? — не понял Эдгар.

— Мы подружились с ее мужем. А я, ты знаешь, пытаюсьсоблюдать некие моральные принципы, которые для меня важны. Нельзя пить смужчиной и ухаживать за его женой. Это не совсем правильно.

— Это воровской «кодекс чести». — усмехнулсяВейдеманис, — не приставать к жене человека, с которым выпиваешь.

— Это закон мужской чести, — возразилДронго, — почитай Томаса Вулфа. У него есть замечательный роман «Взглянина дом свой, Ангел». Он как раз пишет о подобных ситуациях. Хотя иногда яжалею, что она оказалась в этой поездке с мужем. У нее есть стержень, которогонет у других. Ты понимаешь, Эдгар, я вдруг с интересом заметил, что они —другие. Совсем другие. Это другое поколение, мой друг. Они не знают нашихстрахов и наших сомнений. Мы носим в себе груз ошибок, которые мы успелидопустить в девяностые, а они совсем другие. Для них Советский Союз — этоанахронизм, они уже не знают другой жизни, кроме этой, они уже живут в другойсистеме координат. И не только молодые украинцы. Там есть грузины, литовцы,молдаване. Те, кому под тридцать, — это «непоротое поколение», люди,выросшие в свободные восьмидесятые и очень свободные девяностые. Они ничего небоятся. Сорокалетние более осторожны, они больше скептики, так как еще успелиувидеть маразм семидесятых. Может быть, мы уже другое поколение, Эдгар, как тыдумаешь?