Фрэнк переехал по мосту через Андроскоггин, от реки пахло серой. Он представил маленькую девочку Вайолет, которая здесь выросла, – вот вместе с мамой и сестрой малышка шагает в церковь в покровительственной тени этого фабричного монстра. Огромная фабрика, казалось, жила и дышала, и, конечно, тот, кто обитал рядом с этой грандиозностью, не мог не ощущать себя ничтожным.

– Вот он, – сказала Вайолет, – мой родной город.

Фрэнк покосился на Харриет, потом глянул в зеркало заднего вида. Вайолет, приоткрыв рот, смотрела на реку, на дымовые трубы, на небольшое здание муниципалитета, на обшитую досками библиотеку, на скромные домики, вырастающие один за другим, и вбирала в себя все это с такой любовью и тоской, что он отвел взгляд. Еще километра полтора они ехали вдоль восточного берега реки.

– Не могли бы вы свернуть здесь? – попросила Вайолет. – И ехать помедленнее?

Фрэнк сбавил скорость, поглядывая то в зеркало на Вайолет, то на Харриет. Он остро чувствовал ее соседство, хотя ни о каком закипании крови и речи не было, конечно. Поездка на север что-то починила в нем, усмирила смутную тревогу, которая поселилась в душе после смерти жены.

Харриет тоже держала в поле зрения заднее сиденье, и Фрэнк, вздрогнув, когда она неожиданно сжала его локоть, притормозил – они почти ползли мимо дома, к которому был прикован взгляд Вайолет. Ветхий двухэтажный домик с покосившимся крыльцом. Похоже, тут когда-то жили, но без любви.

– Остановитесь, пожалуйста.

Он подчинился. Вайолет вышла, с минуту смотрела на дом и вернулась в машину.

– Ладно. Теперь налево на следующем перекрестке и потом прямо.

Минут через десять они подъехали к небольшому кладбищу, сбегавшему по склону холма. Густая трава была недавно пострижена, от входа разбегались аккуратные широкие дорожки, посыпанные гравием. Фрэнк пожалел, что не видать кладбищенских работников, уж он-то похвалил бы их работу.

– Здесь, – сказала Вайолет.

Фрэнк проехал между двумя каменными колоннами, колеса шуршали по гравию, пока Вайолет едва слышно не попросила остановиться.

Он прижался к самому краю дорожки. Все молчали. Вокруг раскинулось кладбище, было тихо, повсюду зелень. Вайолет завозилась на заднем сиденье, взяла букет густо-красных роз. Это Фрэнк предложил сделать короткую остановку у супермаркета и теперь порадовался этому. Обернувшись, он улыбнулся девушке:

– Махни нам, если что-то понадобится.

Она выбралась из машины и побрела по траве, взглянула на них через плечо и двинулась дальше. Интересно, думала ли она о зале суда, как они встретились там взглядами. Она остановилась у скромного надгробия – простая гранитная плита в ряду неотличимых таких же. Фрэнк смотрел, как Вайолет опускается на колени.

– Ваших родителей, наверное, нет в живых? – спросила Харриет.

– Мать умерла, когда Кристи была еще младенцем, – сказал Фрэнк, наблюдая, как Вайолет кладет на могилу цветы. – У отца вскоре после этого начался ранний Альцгеймер. Болезнь тянулась довольно долго, но он все же умер еще молодым.

«Ты, сынок, женился на тиране», – вырвалось у отца на десятилетии свадьбы Фрэнка и Лоррейн, еще до диагноза. Этот выпад его немногословного отца он счел потом ранним признаком болезни.

– А ваши? – спросил он.

– Тоже, – сказала Харриет. – Сначала мать, вскоре отец. Я уже старше, чем тогда были оба.

– И я.

– Раньше я испытывала по этому поводу некоторое чувство вины.

– И я.

– У наших родителей было так мало времени, а у нас так много, – сказала Харриет.

– Ну еще не вечер, – сказал он.

Харриет рассмеялась.

– Мне шестьдесят четыре, но я этого не ощущаю.

– Я думал, вы моложе.

– Боюсь, кроме вас, никто так не думает.

От уголков глаз у нее разбежались морщинки, и это ему понравилось. Она понимает, что он слукавил, а он знает, что она это понимает. И это словно сближало их.

– Я рад, что вы согласились поехать, – сказал Фрэнк. – Я не рассчитывал, что согласитесь.

– А вдруг вы решили убить Вайолет с помощью своих инструментов и все такое?

– Не может быть, чтобы вы так подумали, – встревожился он.

– Нет, конечно. – Выражение ее лица вдруг изменилось. – Ох, посмотрите на бедняжку.

Вайолет гладила выбитые на камне буквы.

– Я рада, что поехала, – сказала Харриет.

Снова это ощущение, будто находишься в предсказанном моменте. Фрэнк осознал, что это чувство у него с той минуты, как он впервые увидел Харриет, – когда она вошла в магазин, совсем как девчонка размахивая висящей на одном пальце сумкой.

Вайолет разложила розы на траве, выжженной почти добела. Контраст был потрясающий, выглядело очень красиво.

– Розы на снегу, – заметил Фрэнк.

– А, – поняла Харриет. – Святой Хуан Диего.

– Вы знаете эту историю?

– Ее обожала сестра Эстер.

– А у меня была сестра Мэри Филиппа.

Фрэнк учился во втором классе, и в тот год он буквально с ума сходил, мечтая о каком-нибудь волшебстве, и эта история заворожила его. Одному святому крестьянину привиделись розы на снегу, и девушка Мария спрятала в его плащ алые розы – а стоял декабрь, – чтобы его видение обратилось в реальность. Маленький Фрэнк никак не мог успокоиться: розы зимой! И ведь тогда никаких цветочных лавок на каждом углу не было. То, как Вайолет разложила розы на белесой траве, напомнило ему о его детской вере в чудеса.

– Вайолет считает, что ее мать умерла от горя. Представляете, какая это тяжесть.

– У матери, похоже, был рак, – сказал Фрэнк. – На суде она выглядела совсем больной.

При упоминании суда меж ними тут же втиснулась Лоррейн.

– Вы молитесь, Фрэнк? – спросила Харриет.

Ее волосы, подсвеченные сзади предзакатным солнцем, были почти золотыми.

– Я давно потерял веру, – признался он.

– Я тоже. – Харриет вздохнула. – Думаю, сейчас это обычное дело.

– Ну, многое в этом мире трудно соединить с существованием Бога.

– Согласна, но когда заболел мой муж, я вновь открыла для себя четки. Невероятное утешение, даже если не веришь.

– Старого католика не переучишь, – сказал Фрэнк.

У нее был приятный смех.

– Лу был атеистом, но ему нравился католический «комплекс вины».

В этот момент на кладбище через вторые ворота въехал сверкающий «бьюик». Могила матери Вайолет находилась на равном расстоянии от обоих ворот, лаймово-зеленая рубашка девушки выделялась на фоне белесой травы ярким пятном. Из машины вышли две женщины, молодая и в возрасте.

– Боже мой, – сказала Харриет. – Неужто они идут к той же могиле?

– Молодая женщина – сестра Вайолет, – сказал Фрэнк. – Я помню ее по суду.

Он наблюдал за разворачивающейся сценой с пронзительной жалостью: Вайолет встает, замирает, женщина постарше – тетя Вайолет, предположил Фрэнк, – хрупкая блондинка в черной блузке на бретельках, открывающей обожженные солнцем плечи, принимается жестикулировать. Взмахи белой сумочки точно знаки пунктуации. Рыжеволосая сестра Вайолет, одетая в элегантную голубую блузку и