этим имелось в виду обшаривание мертвецов, подсчет добычи в доставшемся победителям лагере. Пленных практически не брали, но всегда могли случится исключения.

Победа была значительной. Добыча составила не менее: 550 мушкетов и аркебуз, до 1600 сабель всех типов и ятаганов, не менее 40 больших бочек с порохом, многие фунты свинца, 9 пушек калибрами от коротких 4-фунтовок до 12 фунтов. И до 10000 фунтов муки, сотни фунтов масла, сушеных фруктов и прочего. Сарацины бросили в своем лагере даже раненых, что уж говорить о многом прочем.

Добыча была разнообразной, практически для всех весьма желанной. Особенно удивляло Теодора то, что некоторые ценили среди захваченного очень странные вещи.

Например, в одной телеге нашли мешки табака.

— Живем! — радовались латиняне при виде сушёных листьев этого лекарства.

— Они что, все больны? — видя, как немногочисленные латиняне засуетились, и начали бегать в поисках материалов для изготовления трубок, кто не сохранил их.

Табак появился в этих краях, у сарацин и в Городе ещё в начале прошедшего столетия от англичан и считался лекарственным растением.

— Зачем вам это? — задавали им вопросы.

— Помогает! — чуть ли не трясущимися руками они набивали углубление в рубке табаком.

— На вот, попробуйте.

Среди тех, кому было любопытно, оказался и Теодор. Он слышал об этой моде, но денег ранее у не было, чтобы попробовать это.

Держа трубку как латиняне, он сделал вдох.

И лучше бы он так не поступал.

Горький дым пронзил легкие, как раскаленный нож. Это было будто бы каждый вдох — пытка, каждый выдох — жалкая попытка избавиться от этой тошнотворной вони. Хуже стало немногим позже — голова раскалывалась, будто в нее забили гвозди. Сердце колотилось, как бешеная птица в клетке. Хотелось вырвать все это из себя, выплюнуть, выкашлять.

Никогда больше. Никогда.

— Вы издеваетесь! — выпалил Теодор, когда смог говорить.

Курильщики лишь рассмеялись, выпуская облака и кольца дыма.

Остатки выживших дорогами и тропами бежал к Селанику.

На месте сражения в ущелье, ромеи по приказу Лемка поставили трофей, как в древности. Представлял собой он башню из телег (которые в силу ряда причин не могли с собой взять) и сломанного оружия.

Петрич сдался без всякого сопротивления. Да и какое сопротивление мог оказать город без стен, которые, как и любому другому городу с преимущественно местным населением было запрещено иметь стены.

В городе собралось немало беженцев, можно сказать — что оно было даже переполнено ими. Бежавшие от наступающих ромеев и их союзников исмаилиты, мессианское население, которое боялось зверских расправ сарацин и многие прочие.

В главном здании, а также в конюшнях и закромах для зерна вокруг было расположено почти две тысячи человек, и ежедневно прибывали новые. Некоторые добирались до местного монастыря. У монастыря св. Ирины не было ни купола, ни колокольни, в то время как над прекрасным морем ореховых садов поднимались белые минареты мечетей, и тот, кто въезжал в город, мог не сомневаться, что перед ним — город, где власть принадлежит исмаилитам. Вокруг монастыря главным образом собирались мессиане, ведя за собой корову или двух, другие вели мулов и ослов, тяжело нагруженных всем своим скудным имуществом; но многие пришли только с тем, что несли на спине. Особым бременем для маленьких девочек, казалось, были младенцы их матерей, которых несли в сумках, привязанных к их спинам.

У некоторых молодых матерей между глазами были особые отметины, которые привлекли внимание Теодора. Там были вытатуированы кресты. Они рассказывали, что эти знаки жизни были предназначены для того, чтобы помешать туркам украсть их для гаремов.

Гарнизона не было — был уничтожен в Клейдионском ущелье или разбежался. Ромеи, наткнувшись на огромные запасы продовольствия, (место перевалки зерна в действующую армию румелийцев), собрали население и раздали ему свыше 50 тысяч фунтов хлеба, слыша бесконечные слова благодарности и видя слезы радости.

Добыча с города была очень немалой, особенно за счёт того, что нашли на складах сарацинских торговцев.

Много было тогда роздано местным жителям. Немало оказалось и уничтожено.

Ковры, шёлк, мешки кофе, набирающего популярность табака, меха, лён, парусина, канаты, котлы, седла, тюки шерсти, мушкеты и сабли от известных мастеров, птицы, редкие кружева, жемчуг, пшеница, керамическая посуда, специи…

Много оказалось шерстяных тканей. Они различались по качеству: от грубой неокрашенной материи до тонкой, плотной камвольной ткани с бархатистым ворсом. Вся высококачественная камвольная ткань оказалась с клеймами английских торговых кампаний, да и вообще она считалась основой английской экономики и экспортировалась по всей Европе. Эти ткани окрашивались в насыщенные цвета, особенно в красный, зеленый, золотой и синий.

Были и шелковые бархатные ткани с вышивкой из серебра с позолотой. Пышные цветочные узоры с изображением граната или артишока, пришедшие в Европу из Дальнего Востока в предыдущем столетии, стали главным мотивом в сарацинских городах-производителях шелка.

Мечети никто не закрывал, и фонтан перед ним работал. Пока войско Лемка находилось в городе, на рыночной площади, и много раз в день смелые турки приходили к фонтану, чтобы умыться перед входом в мечеть на молитву. Единственное что изменилось — теперь уже никто из набирающих в нем воду не уступал место исмаилиту, который собирался омыть в нем ноги перед входом в мечеть. Теперь их заставили ждать своей очереди, чтобы набрать воду, как любого другого человека.

Все рабы, без исключения, оказались выпущены на свободу, одеты и обуты. Многие из них вступили в отряд, опасаясь оставаться здесь, когда узнавали, что ромеи двинутся дальше. Они вступали в отряд, желая и в дальнейшем мстить всем сарацинам. Успело случится несколько инцидентов-расправ рабов и местных жителей над самыми явными своими издевателями.

Они же сделали ромеям вообще, и Лемку в частности подарок.

Они нашли несколько укрывшихся в жилых домах янычар и сипахов. А среди них был и тот, с шестом…

Несмотря на то, что все его желали разорвать на куски на месте, было устроено судебное заседание. Защитника, правда, не нашлось и звучали лишь обвинения, озвученные Евхитом:

— Стоящий перед нами, раб сатаны, осквернил святыню нашего мира — детство. Его проклятые руки осквернены кровью невинных агнцев Божьих. Он, подобно волку, бродил в стаде, выбирая самых слабых и беззащитных. Его сердце, отвергнутое Господом, превратилось в камень, не способный к состраданию. Да пребудет на нем проклятие небес, и да понесет он заслуженное наказание!

Толпа, жаждущая мести, наблюдала с мрачным удовлетворением, как была подготовлена веревка, позже перекинутая через сук. Толпе нравилось, как прежде грозный, наглый и всесильный янычар