class="p1">Бейлербей Селаник — дамат Рустем-паша, силы которого недавно удалось вытеснить из Фракии, спешно собирал новые силы. Цель у него была простая: не дать нам выйти из речной долины Струмы. У него, по словам перепуганных от собственной храбрости крестьян, было тысяч двадцать человек. И состояли главным образом из арабов, гази, дели и морских разбойников из Селаник. Бывший второй город империи, великие Салоники до сих пор оставался крупным морским центром, где ошивались немалое количество смутных людей.

И вот уже ныне авангард ромеев встретился с пешими отрядами исмаилитов, завязав перестрелку. Выйти без боя из Клейдонского ущелья становилось невозможно.

На совещании, где присутствовали всё те же, самоназванные мною «офицеры» и друзья — Йованна, нагнавший их Траян, Рыжеусый, Месал, Евхит, Юх и Ховр, старались напрячь головы над тем, как опрокинуть врага.

Никому не приходилось объяснять то, что назад нам не повернуть — просто продовольствия нет. К тому навстречу могли идти янычары, а войска Рустема-паши наседали бы на пятки. И тогда ромеев бы уже ничто не спасло. Никто не хотел сарацинской милости — оказаться гребцом на галерах. Хотя в их случае, их бы в самом мягком варианте развития событий подвесили связанными верх ногами на деревьях, смотря как от прилившейся к голове крови чернеют и распухают тела.

— Вы сами слышали — по слухам их там двадцать тысяч! Нас, по моим наблюдениям, сейчас около четырех тысяч человек. Вступать в бой будет, мягко говоря, немного неосмотрительно… — вещал опытный Траян, который больше привык к разбойным налетам в своей борьбе с сарацинами. — Если нам разбиться на десяток отрядов, то мы сможем сохранить основные силы, чтобы в дальнейшем продолжить…

— Атаковать! Такие трусливые заявления мужчины не должны делать! — кто бы сомневался, что Йованна будет предлагать что-то другое. — Мы пойдем и убьём их всех! Когда в моем отряде было три десятка человек, мы могли выйти против сотни и разгромить их!

— И то были крестьяне, а ты потеряла всех своих людей!

— Бойцы умирают, чтобы обрести рай!

— Я предпочитаю убивать врагов, но не идти на смерть сам!

— Трус!

— Йованна, помолчи! Мы собрались тут, чтобы обдумать что нам сделать и время наше ограничено. Каждое мгновение идет не в нашу пользу.

— Да — начала она опять сердитым тоном и Теодор уже прикрикнул на неё:

— Молчать! Говорить только по делу! — вздохнул и уже спокойным тоном продолжил, обращаясь к македонянину:

— Есть еще доводы, чтобы отступать?

— У нас много неопытных людей, мало аркебуз и ружей, нет пушек, мало пороха…

— Кто, кроме Йованны, за то, чтобы атаковать?

Рыжеусый, Евхит, Сидир Мардаит, Юх и Ховр подняли руки. Теодору было интересно, почему за это выступили и он не удержался, чтобы не спросить у них, начиная с Ховра, о причинах.

Со своим странным акцентом Ховр объяснил:

— Там, куда мы идем, много истинно верующих, которые после нашей победы дадут нам пищу, поделятся и прочими припасами. Порох и оружие мы снимем с тел врагов. А если убежим, то покроем себя позором. обманем множество людей, и погибнем в горах от голода, если нас не убьют всех поодиночке.

— Евстафий?

— Говорят, что сарацин двадцать тысяч, но то говорят испуганные крестьяне, которые и считать-то толком не умеют.

— Юх?

— Если будем быстры, то численное количество врагов не спасёт!

— Сидир?

— Тут ущелье, особо не развернуться. Конницу они смогут тут развернуть… Да и эллины и славяне, что пришли к нам, хоть и устали, но озлоблены и хотят драки.

— Евх?

— С Божьей помощью победим!

— Ну что же, есть у меня план. Помните, как-то я рассказывал о Болгаробойце?

— Может обойдемся без истории? К месту ли история тут?

— История всегда к месту. Говорил ли я вам, что сражение то произошло как раз в этих местах?

Лемк изложил свое видение сражения, и после короткого ожесточенного спора все разбежались бегом к своим людям, чтобы начать действовать.

Немного прошло времени, как его офицеры возвратились в свои отряды, и начали выполнять задуманный план, как начали действовать сарацины. Разрозненными толпами они показывались на противоположной стороне огромного ущелья.

Теодор выстроил своих людей и тех, кто присоединился к ромеям в последнее время (в основном то были обычные крестьяне), среди которых выделялись немногочисленные мартолы — эллины на службе сарацин, навроде войнуков из болгар.

Эти новенькие представляли собой во многом ещё не самую дисциплинированную толпу. Оставалось надеяться, что их боевой дух на достаточной высоте, чтобы не убежать в решающий момент предстоящей схватки.

Поднялся прохладный ветер, который пронизывал насквозь. Под ногами хрустела опавшая хвоя, а воздух был наполнен запахом влажной земли и вообще — сыростью. Звуки природы здесь особенно звонки: журчание ручья, щебет птиц, шелест ветра в кронах деревьев — все это сливалось в гул.

Однако все перебивал звук исходящий от собравшихся людей.

Звякала амуниция, глухо звенели элементы доспехов, загремели кресала у тех, кто еще не разжег фитили. И разговоры, разговоры, разговоры… Гоплит под седлом фыркал, бил копытами и Теодор, пытаясь успокоить его и заставить стоять смирно, прилагал немалые усилия.

Теодор всмотрелся во врагов. Сарацины. Видно было около полутора тысяч человек. Но сколько их прячется за камнями и скалами? Наверняка больше. Они ведь как саранча, что сплошь покрывает землю в момент нашествия. Можно было представить бородатые лица, искаженные яростью, чьи глаза горят огнем нечестивой веры. Слышно было как они кричат призывы к своему богу. И походило то порой на дикий, звериный рев. Их было много, больше чем ромеев. Хотя условия ущелья не давали исмаилитам реализовать свое преимущество.

Сарацины стояли, ожидая команды, поправляя оружие и броню, всматриваясь в ромеев. И сердце Лемка все быстрей колотилось, охваченное той странной смесью страха и радости, которая появляется, когда исчезают мысли и не остается ничего, кроме дела.

Сперва началась перестрелка на дальней дистанции.

Периодически кто-то из врагов выстреливал из ружья или пускал стрелу из лука в сторону ромеев, не нанося никакого вреда. Но стрелы и пули свистели над головами, падали не долетая. Кто-то робкий из отряда (скорее уже даже небольшого войска) Теодора вскрикивал. Кто-то смеялся над криворукими стрелками, паля в ответ.

Масса сарацинской пехоты, облаченные в разноцветные, но преимущественно темные одежды, выстраивалась напротив. Их строй был плотным, ряды почти не колебались. По-видимому, вся их кавалерия была спешена. Среди этой массы выделялись всего только