несколько всадников, облаченные в железо. Командиры. Они носились на резвых конях, размахивая сверкающими саблями.

Заметно выделялись арабы, беженцы из Мисра, нашедшие приют у румелийцев, после того, как их родину захватили анатолийцы. Еще более смуглые чем прочие сарацины, а порой и вовсе черные, они выделялись и своими традиционными одеждами. Самые порывистые кидались было вперед, нарушая строй, но командиры кричали, загоняя бойцов обратно, выравнивая линию.

По рядам ромеев раздался ропот.

Лемк нашел взглядом причину такого поведения.

Причиной ропота стал турецкий всадник. Видно его было издалека: высокий всадник на вороном коне. Яркий кафтан развевается на ветру, а на голове сверкает тюрбан. В одной руке он держал поводья. А в другой, вытянутой руке, как знамя, был зажат шест, увенчанный светловолосой головой ребенка…

Гоплит захрипел, и, дернувшись, бросился вперед, хлестанув по лицу Лемка гривой.

— Куда ты, скотина, меня несешь⁈

Сердце колотилось в груди, как бешеная птица. Мир сузился до вспышек стали, криков и запаха крови.

Гоплит, взбрыкнув, занес меня прямо в самую гущу врагов.

— Да что ты творишь?

«Вот и смерть пришла» — едва мелькнула мысль у Лемка, когда события еще более ускорились.

Один из сарацинских всадников вынесся вперёд, и воздев над головой саблю, закричал своим людям:

— Haydi! haydi! Saldırıya geç! Kafirlere ölüm! (Вперед! В атаку! Смерть неверным!)

Единственное что сумел рассмотреть Теодор в этом стремительно приближающемся воине, так это большую черную бороду.

Вот он миг и не успел бы Теодор оглянуться, как противник был уже на расстоянии в несколько лошадиных корпусов.

Лемк пригнулся к конской гриве, почти свесился в сторону, пропуская возможный удар, а потом ткнул в ту сторону своим клинком.

Всадник из Теодора был явно несамый лучший, скорее даже плохой, зато конь у него был превосходный! Гоплит бросился на вражеского коня, сарацин чуть не вылетел из седла и клинок Теодора на скорости ударил его куда-то в шею, отчего руку Лемка рвануло в сторону, чуть не выдернув из сустава.

Капли крови турка веером попали на шею Гоплита.

Ошалевший от произошедшей скоротечной схватки и видя, как полетела в сторону голова в тюрбане, в брызгах крови, Теодор вскинул руку с клинком вверх!

За его спиной раздался восторженный рёв.

А Гоплит и не думал останавливаться, снижать темп, на полном скаку приближаясь к рядам исмаилитов, которые тоже не стояли на месте.

Их ряды окутались дымами и вокруг засвистел пролетающий свинец.

Мимо.

Ни единой мысли о прошлом, настоящем или будущем в голове у Теодора не было.

У него была одна забота — сильнее держаться в седле и не выронить клинок в ноющей руке. Да еще — не сводить глаз с сарацин, что были впереди, часть из которых остановилась, смешалась от удивления увиденным. Да и когда на человека летят сотни фунтов разъяренной массы, то приходят мысли о том, что как было бы хорошо, если бы конь пробежал мимо.

Гоплит раскидал широкой грудью с десяток человек при столкновении и начал свой собственный бой, мало замечая действия того, кто у него находился на спине.

Теодор видел искаженные от ярости лица, сверкающие клинки. Одной рукой он сжимал рукоять клинка и наносил размашистые рубящие удары, а второй, с зажатыми поводьями, пытался повернуть Гоплита в сторону ромеев. Каждый удар был отчаянной попыткой выжить, каждый взмах клинка — его молитвой: прожить бы подольше! Гоплит как одержимый всеми демонами ада лягался, отбрасывая врагов, и у Лемка многие силы уходили на то, чтобы не вывалиться/вылететь из седла. Время растянулось, превратившись в бесконечную череду ударов и парирований. Лемк рубил, словно одержимый, не чувствуя боли, не замечая ран (к счастью — на тот момент несерьезных).

Через мгновения, как показалось, его ногу в бедре пропороло копье, а через какое-то время в ту же ногу, только ниже, в икру ткнули чем-то острым еще раз.

«Прямо Спартак» — отстранённо подумал Теодор какой-то часть своего сознания, которая смотрела за всем происходящим будто со стороны.

Мир вокруг превратился в кровавый туман. Пока в какой-то миг от удара его откинуло назад, и, не удержавшись в седле, полетел вниз.

Земля встретила его с такой силой, что выбила весь воздух из легких.

Он не видел, что пока Гоплит буйствовал в самом центре сарацинских сил, его люди бежали за своим вожаком, бросившись в не менее яростную атаку.

Гоплит продолжал топтать тяжелыми подковами исмаилитов, когда Теодор пытался выкарабкаться из-под падающих тел, и тех, кто топтался по нему.

Люди Лемка, дав недружный, но смертоносный залп по гуще врагов, выхватили оружия ближнего боя, или схватив горячие стволы руками, превратив ружья в импровизированные дубины, бросились вперед: круша, сминая, калеча и уничтожая стародавних врагов.

— Смърт! На ножовете!

— Mortem! ¡Muerte a los no cristianos!

— Solo Imperio! — кричали на разных языках эти люди, сражающиеся за свои жизни и восстановление Империи.

Глава 21

Дымный чад щипал глаза, а грохот выстрелов оглушал. Всё вокруг дрожало от залпов аркебуз и мушкетов.

В какой-то момент Лемк оказался среди своих. Впереди уже были только спины сражающихся, стоявших плотно плечо к плечу.

Арабы и турки бились неистово, убивая многих людей Теодора, увеличивая дыры в их рядах, размывая правое крыло, как вода подтачивает песок. Теодор услышал их боевые крики, когда их бунчук стал прорываться всё дальше и дальше. Куском рубахи он перевязал раны на ноге.

— Скопефты! Стрелки! За мной! Кто слышит — передайте мой приказ! Всем стрелкам — на право!

Горячий ствол обожёг ладонь, когда он выхватил из мертвых рук мартола его аркебузу. Хромая, как можно быстрее переместился на правый фланг, где царило не менее кровавое столпотворение. Люди Лемка состояли здесь из небольших групп по 3–5 воинов, которых теснили более многочисленные сарацины.

Энергичное перезаряжание и выстрел. Каждый выстрел — это сноп искр, вырывавшийся из дула. Он ослеплял, а запах гари и пороха заполнял легкие.

— Огонь, имперцы! За императора и Город!

Свинцовая пуля попала в голову одного из первых сарацин, яростно наседавшего на эллина, которому он нанес уже не одну рану. Его бессвязные проклятие резко превратились и даже стона не было слышно, когда его ничком свалившееся тело за ноги потащили его друзья.

Появление стрелков с Теодором выправило положение на правом фланге, а потом начали подбегать плохо вооружённые крестьяне, монахи и прочий народ, решивший уйти вместе с отрядом Лемка из-за боязни возвращения турков.