свои дела; люди – кто в доспехах, кто в гражданском, кто вовсе полуодетый – сбивались в группы, пытаясь протолкаться к центру лагеря. Животные с испуганными глазами метались под ногами, делая толпу еще более неуправляемой. Наездники на летающих существах кружили над головами, а за некоторых мантикор еще шла отчаянная борьба у загонов. Кто-то залезал на конструктов и приводил их в движение, чтобы пробраться вперед. Тревожно трубили слоны, на все лады голосили люди, шумно рассекали воздух крылья летающих созданий, монотонно бил гонг… Одна шаотка отделилась от группы людей, завидев Хартиса, повисла на его локте и заорала в ухо:

– Ваше могущество! Нужно послать за стратегиком?

– Не успеем. Где Оракул?..

– Сюда! Там! Он идет в центр…

– К совещательной площадке! – крикнула одна из всадниц на мантикоре.

– Немедленно приземлитесь! Полеты в черте лагеря запрещены! – крикнула следовавшая за Хартисом шаотка, но ее слова потонули во всеобщей шумихе.

Переговариваясь с остальными, отдавая приказы и при этом ни на секунду не прекращая прижимать к себе Лу, защищая от давки, мужчина прокладывал себе путь сквозь толпу. Некоторые почтительно расступались перед ним, но большинство пребывало в таком сильном возбуждении, что продолжало слепо толкаться вперед. Звуки перебранок доносились все чаще. В промежутках между ходивших ходуном шатров можно было различить летавшие по воздуху предметы. Кто-то поблизости крикнул:

– Элект Хартис, там драка!

– Прошу, вмешайтесь!

– Лучше остановить все это сейчас, – согласилась шаотка, продолжавшая висеть на локте Хартиса и идти за ними по пятам.

– Не хочу я прибегать к крайностям! – рыкнул мужчина.

Лу увидела, как один аркан случайно наступил на хвост припавшему к земле ирбису, и тот в ответ разъяренно полоснул его по бедру когтистой лапой; из раны хлынула кровь. С другой стороны группа солдат едва успела бросится врассыпную, когда один из крупных конструктов не удержал равновесия и с грохотом повалился ничком, сотрясая землю. Откуда-то, спотыкаясь, вынырнула растрепанная Нами, вцепилась в протянутую подругой руку и испуганно к ней прижалась. За плечом хозяина раздался знакомый манерный голос:

– Чего медлишь, косолапый? Самое время попрактиковаться в подавлении…

Те немногие, кто расслышал последнее слово, отшатнулись от них, как от прокаженных. Наездница над их головой издала зычный предупреждающий клич, и все, кто находился в воздухе, спикировали вниз, экстренно отыскивая себе место для приземления.

Хартис расставил ноги и резко остановился, слегка покачнувшись, когда шедшие сзади врезались ему в спину. Он раскинул руки в стороны и в напряжении скрючил пальцы, и обернувшаяся Лу с замиранием сердца обнаружила, что глаза ее господина заволокла густая белая пелена, а неведомая сила заставляет его снаряжение и волосы приподняться и затрепетать в невесомости…

Следом произошло необъяснимое. Неразбериха мгновенно улеглась: все замерли, как статуи, в тех позах, в которых их застало накрывшее округу зловещее волшебство. Непослушными, словно закованными в цепи руками люди пытались схватиться за головы, а выражения их лиц стали столь жуткие, что Лу невольно содрогнулась. Однако сама она ничего не почувствовала; испуганно озираясь, она успела встретиться глазами с Кэлисом, на которого тоже не подействовали чары, и заметить его удивление, а затем перевести взгляд на Нами и ужаснуться всей той боли, что отражалась на лице подруги…

Но не менее ужасным для девчонки было осознавать, что источник этой боли – тот, кто непринужденно и легко мог сковать все живое посредством столь могущественных чар – стоял прямо за ее спиной. Если у Лу оставались хоть какие-то вопросы насчет того, почему здесь так лебезят перед электом, то теперь их не стало.

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и следуйте командам, – повелел Хартис в повисшей тишине и опустил руки.

Окружающие дружно выдохнули, от облегчения из их глаз чуть не брызнули слезы. Волшебство заняло лишь пять секунд, но произошедшая с лагерем перемена была разительной. Лица людей прояснялись, глаза горели светлой осознанностью. Хартис отпустил от себя девчонок, потому что теперь толпа послушно расступалась перед ними, освобождая дорогу вглубь лагеря.

– Ты же в курсе, что твоя лу-лу-лучик даже бровью не повела, когда ты спровоцировал подавление? – тихо промурлыкал сзади Кэлис, и Хартис устало отозвался:

– Ты же в курсе, что оно действует только на обладателей истока, змееныш?

Крепко держа Нами за руку, девчонка шла справа от хозяина, после случившегося не решаясь взглянуть ему в лицо. Приходя в себя, обитатели лагеря начинали вновь переговариваться, и этот ропот сливался со звучавшими отовсюду потусторонними шепотками, которыми сопровождалось появление Оракула; ни там, ни там слов было не разобрать.

Вскоре их четверка вышла к небольшой шестиугольной площадке, вокруг которой толпа смыкалась плотным кольцом. Повсюду виднелось движение – зрители в первых рядах при помощи эфира разбирали и отодвигали деревянные трибуны, стоявшие по периметру, чтобы освободить себе обзор. При этом на саму площадку никто и не думал ступить – все опасались приблизиться к одинокой фигуре в ее центре.

Черты Оракула были сокрыты от людских глаз, полностью теряясь среди складок свободных одеяний – цвет их был цветом янтаря, цветом старинных свитков, цветом песка в песочных часах и, кажется, цветом самой древности. Длинный шлейф, словно живой, струился, дергался и трепетал по земле – именно его край Лу приметила тогда в зарослях камыша. Человек стоял на месте, покачиваясь из стороны в сторону в ритуальном танце; земля и пыль вихрились вокруг него спиралями, а шепоты и вторившее им эхо становились отрывистыми, превращаясь в набор ритмичных звуков, что пульсировали вместе с пророком.

Лу припомнила, как, слушая последнюю из сказок Хартиса, мысленно задалась вопросом: почему так сложно раскрыть личность Оракула – сорвать с него капюшон, взглянуть ему в глаза и призвать к ответу? Теперь она поняла, почему. Таинственную персону окружало незримое, но явственное и зловещее излучение. Находясь поблизости, любой совершенно отчетливо осознавал: никто на свете не способен не только навредить, но и просто приблизиться к этому человеку.

Спустя минуту все замерло и стихло. Оракул прекратил раскачиваться и вскинул руки в полном исступления жесте, а небо вдруг разверзлось столбом света, пронзившим купол лагеря и озарившим фигуру в песчаных одеяниях.

Первый раз в жизни Лу ощутила вокруг себя незримые токи, которые на долю секунды вдруг исполнились множества форм и образов, обладающих странной фактурой, плотностью и глубиной; а до слуха ее и всех собравшихся донесся шепот, нечеловеческий, бесполый и невероятно отчетливый.

В день, когда в той долине, где ныне порхают лишь черные бабочки, остановится веретено, химеры сгинут с лица земли.

Столб света погас. Руки Оракула опустились, хватаясь за подол одеяний, и резко взметнули его; длинный шлейф задрожал