Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бруно?!
Она бросилась к нему. Оказавшись в ее объятиях, тот счастливо засопел, по-кошачьи пытаясь ткнуться влажным носом ей в лицо. Продолжая чесать и трепать медведя за ухом, она обернулась и грозно спросила:
– Что приключилось с Хартом?!
– С ним все хорошо, шани… Госпожа… То есть…
Стушевавшись, Лу протянула письмо. Женщина нетерпеливо схватила конверт, тут же открыла его и, подойдя ближе к падающему из дверного проема свету, принялась изучать исписанный размашистым почерком лист. Пока она бегала глазами по строчкам, меж ее бровей пролегли хмурые складки, и в этот момент стало заметно, как сильно на нее похож сын. Несколько раз она отрывалась, чтобы пристально изучить девчонку, и затем снова погружалась в чтение. Складки на ее лбу становились глубже и глубже. Все это тянулось мучительно долго. Бруно, потоптавшись на месте, вразвалку направился к качелям, устало лег на них пузом и начал раскачиваться задними лапами. Зрелище было презабавное, и Лу непременно бы рассмеялась, если бы не была вся на иголках.
Окончив чтение, женщина одним до жути резким движением скомкала письмо в ладони и крикнула в дверной проем:
– Руфус, поди-ка сюда!
Спустя несколько мгновений раздались шаркающие шаги, и в дверях появился растрепанный мужчина в круглых очках и длинном халате. У него была довольно светлая для шаота кожа цвета разбавленного кофе, прямо как у Хартиса.
– Чего такое? Вив?
Он непонимающе глядел попеременно то на свою супругу, то на девушку с бирюзовыми волосами, то на Лу. Женщина молча указала ему на повисшую на качелях медвежью тушу.
– Э-э? Бруно?..
– Пойдем-ка наедине переговорим, – бескомпромиссно отчеканила госпожа Миэрис, увлекая его обратно в дом.
Они ушли, и девчонка смогла ненадолго выдохнуть. Она осталась на террасе вдвоем с ундиной, но та выглядела вполне дружелюбно. Украдкой Лу рассматривала ее миловидное, кукольное личико и бирюзовые волосы со светлыми прядями, удивительно похожие на морскую волну и белую пену. Девушка была облачена в длинную блузу без рукавов и свободную юбку, смуглые голые руки и босые ноги покрывало множество разноцветных браслетов. Ундины были на втором месте в списке интересующих Лу созданий Реверсайда (после драконов, разумеется). Они предпочитали жить рядом с водой, и, хотя хозяин рассказывал иное, в воображении Лу только и делали, что пели, собирали жемчужины и плавали с дельфинами.
Сначала девушка стояла прямо и перебирала бусины на своих пестрых браслетах, потом от скуки стала покачиваться с пятки на носок. Затем, улыбнувшись, сказала:
– Меня зовут Бха-Ти, а тебя?
– Лу.
– Хочешь войти? Становится прохладно.
Ундина скользнула внутрь, поводила рукой над дверью, а затем жестом поманила Лу. Помешкав, та бросила свою котомку на террасе и несмело вошла в дом.
Она попала в просторную гостиную, подобно дворику освещенную эзеритовыми светильниками и обставленную со вкусом, но без излишеств. Тихо прошлепав босыми ногами по отполированному до блеска полу, ундина встала у винтовой лестницы в центре, позволяя гостье оглядеться. В каждой стене комнаты имелось по большой двустворчатой двери, и из-за одной из них, неплотно закрытой, доносились голоса – судя по интонациям, они о чем-то спорили.
– …правда, как ты можешь не понимать, насколько это ужасно! – гневался женский голос. – Ты хоть понимаешь, что такое рабство? Меня от одного этого слова корежит! Рабство – это когда жизнь одного человека принадлежит другому! Это как контракт с демоном! Ты можешь представить? Наш сын стал как демон!
– Всемилостивая Гармония… Не говори так, – упрашивал мужской голос. – Вовсе он не демон…
– Демон! Демон! Для него нет ничего святого! Я даже боюсь спрашивать у этого ребенка, что именно Харт заставлял ее делать… А еще тут сказано, что у них роман! У меня волосы дыбом, нет, я не хочу даже представлять себе это… Прошу, скажите, что это просто дурной сон!
– Да успокойся ты, Вив. Это все было в другом мире. Там порядки другие, законы… Представления о жизни…
– Ну а Харт-то из нашего мира! Разве так мы его воспитывали?! Ты почитай, что тут написано… «Торговля в лавке»… И ведь он не просто эксплуатировал детский труд – эта девочка была у него в рабстве! Словно бедный ребенок продал душу демону! Нет, это еще хуже – в случае с демоном человек хотя бы сам решает, заключать ему контракт или нет, а за эту несчастную душу уже все было решено! А Харт, он пишет… Ты почитай… «Рассказывал ей про наш мир под видом сказок»… Циничный ублюдок! Если дитя настолько мало, чтобы слушать твои дурацкие сказочки, то какого черта заводить с ней роман?! Серьезно, у него есть хоть какие-то моральные ценности?!
Все это сопровождалось скрипом половиц: от беспокойства кто-то из них сновал туда-сюда по комнате. Бха-Ти потерла подбородок и озадаченно протянула:
– Никогда не слышала, чтоб она ругалась на сына. Я его не особо хорошо знаю, я тут всего три года работаю, но Вивис всегда про него отзывалась с гордостью.
Лу, вся пунцовая, промолчала. Она до последнего надеялась, что Хартис преувеличивал, предсказывая реакцию своей матери, но, похоже, все складывалось даже хуже. Происходящее заставляло девчонку испытывать крайнюю неловкость. На миг она ощутила ностальгию по своей размеренной жизни в Кауре и вдруг отчетливо поняла, что имела в виду Нами, говоря, что временами тоскует по тому миру.
Ее невеселые думы вдруг прервались урчанием в животе, прозвучавшем гулко в тишине гостиной. Бха-Ти схватилась за голову и запричитала:
– Что же мы стоим тут, ты же голодна с дороги! Какая из меня горничная!
Лу попыталась возразить, но ундина уже тянула ее за собой в противоположную дверь от той, за которой разговаривали родители Хартиса. Они оказались в утопающей в полумраке столовой. Быстрым жестом Бха-Ти сделала люстру ярче, усадила Лу на один из мягких пуфиков, стоявших вокруг большого стола, и спросила:
– Тебе подать ужин шаотский или съедобный?
Девчонка поежилась:
– А шаотский – несъедобный?
– Зависит от того, что ты привыкла есть в своем мире.
Лу вспомнила стряпню Латифы и невольно усмехнулась. Бха-Ти махнула рукой:
– Да, впрочем, какая разница? Принесу все – съешь, что понравится.
Она торопливо скрылась за дверью в смежную комнату, должно быть, кухню. Пока она грохотала там посудой, Лу снова осматривалась. Здесь было уютно. У внешней, более широкой стены располагалась пара окон, за приоткрытыми шторами в сумерках виднелись очертания зелени. Меж окнами