— Вы же не собираетесь консультировать меня двадцатьчетыре часа в сутки? Тогда, отстранив от испытаний, вы только ухудшите дело.Должна же я чем-то заниматься? Уроков сейчас практически нет. Что я будуделать? Рассиживаться без дела? Все время прокручивать в голове, что произошло?Вот тогда я точно сойду с ума. Я не хочу навсегда завязнуть в прошлом. Мненужно действовать в интересах своего будущего.

Моя тирада побудила их к жаркому спору обо мне. Я слушала,прикусив язык, понимая, что не нужно вмешиваться. В конце концов, пусть и сворчанием со стороны доктора, было решено, что я буду продолжать участвовать вполевых испытаниях, но не в полной мере.

Это выглядело как идеальный компромисс — для всех, кромеменя. Я хотела продолжать вести ту же жизнь, что и раньше. Тем не менее, японимала, что лучшего мне, скорее всего, не добиться. Они решили, что я будуучаствовать в полевых испытаниях три дня в неделю, но без ночных дежурств, а востальные дни тренироваться и работать с учебниками, которые они для меняподберут.

Я также должна встречаться с консультантом, что не вызвало уменя особого восторга. Не то чтобы я что-то имела против консультантов. Лиссавстречалась с одним, и он оказал ей реальную помощь. Выговориться — этопомогает. Вот только… Вот только об этом я не хотела говорить.

Но если на кону стоит мое участие в полевых испытаниях, я срадостью приму и это. Альберта считала, что это правильно — перевести меня науполовиненную рабочую неделю. И еще она настаивала, чтобы консультирование проводилосьтакже после инсценированных нападений стригоев — на случай, если они реальнооказывают на меня травмирующее воздействие.

Еще раз осмотрев меня, доктор Олендзки выдала справку, что яздорова, и сказала, что я могу идти к себе. После этого Альберта ушла, ноДмитрий остался, чтобы проводить меня.

— Спасибо за этот выход с половиной времени, —сказала я ему.

Сегодня дорожки были влажные, потому что после бури заметнопотеплело. Еще не время для купальных костюмов, конечно, но большая часть льдаи снега растаяла. С деревьев капала вода, и нам приходилось обходить лужи.

Дмитрий резко остановился, преградив мне путь и повернувшисьлицом ко мне. Я затормозила, едва не налетев на него. Он схватил меня за руку иподтянул близко к себе — чего я никак не ожидала от него на людях. Его пальцыкрепко сжимали меня, но не причиняли боли.

— Роза, — заговорил он с такой болью в голосе, чтоу меня остановилось сердце, — я не должен был только сегодня впервыеуслышать обо всем этом! Почему ты не рассказала мне? Ты представляешь, что япережил? Ты представляешь, что я пережил, увидев тебя в таком состоянии и незная, что произошло? Ты представляешь, как я испугался?

Я была потрясена — и его вспышкой, и нашей близостью. Ясглотнула, не в силах говорить. Его лицо отражало множество всяких эмоций —по-моему, такого я еще никогда не видела. Это было замечательно — ноодновременно пугало. Потом я раскрыла рот и сказала то, глупее чего и быть неможет.

— Тебя ничто не может напугать.

— Меня очень даже многое может напугать. Но в данномслучае я испугался за тебя. — Он отпустил меня, и я отступила на шаг. Еголицо по-прежнему выражало сильное душевное волнение и беспокойство. — Я несовершенен. И я уязвим.

— Понимаю, просто…

Я не знала, что сказать. Он прав. Мое восприятие Дмитриявсегда было сильно завышенным. Он казался мне всезнающим. Неодолимым. Почти неверилось, что он мог так сильно тревожиться из-за меня.

— И это ведь началось не вчера, — продолжалон. — Была та история со Стэном, после которой ты расспрашивала отцаАндрея о призраках, — и все время пыталась справиться сама! Почему нерассказала никому? Почему не рассказала Лиссе… или мне?

Я смотрела в эти темные-темные глаза — глаза, которые таклюбила.

— И ты поверил бы мне?

— Поверил чему?

— Что я вижу призраков?

— Ну, это не призраки, Роза. Тебе только так кажется,потому что…

— Вот поэтому, — прервала я его. — Вотпоэтому я не могла рассказать ни тебе, ни кому-нибудь еще. Никто не поверил бы,просто счел бы, что я сошла с ума.

— Я не думаю, что ты сошла с ума. Но я думаю, что тебечерез многое пришлось пройти.

Адриан сказал почти в точности то же самое, когда я спросилаего, как узнать, безумна я или нет.

— Это нечто гораздо большее.

С этими словами я двинулась дальше.

Не сделав ни шага, он снова схватил меня и притянул к себе,еще ближе, чем прежде. Я с ощущением неловкости оглянулась — вдруг кто-нибудьувидит нас? — но в кампусе никого не было. Солнце не совсем зашло, но былотак рано, что большинство людей, скорее всего, еще даже не встали. И такпустынно здесь будет примерно еще час. Тем не менее, меня удивило, что Дмитрийидет на такой риск.

— Объясни мне в таком случае, — потребовалон, — объясни мне, почему это нечто гораздо большее.

— Ты не поверишь мне. Ты что, еще не въехал? Никто неповерит. Даже ты… единственный, кто мог бы.

У меня перехватило горло. Дмитрий так хорошо понимал меня! Яхотела — действительно хотела! — чтобы он понял и это.

— Я… постараюсь. Хотя по-прежнему не думаю, что тыправильно понимаешь, что с тобой произошло.

— Понимаю, — решительно заявила я. — Именноэтого никто и не осознает. Послушай, ты должен раз и навсегда решить, доверяешьмне или нет. Если ты считаешь меня этакой деточкой, слишком наивной, чтобыпонять, что происходит с ее хрупким сознанием, тогда просто пойдем дальше. Ноесли ты доверяешь мне достаточно, чтобы не забывать — я видела такое и знаютакое, что превосходит опыт других людей моего возраста, — ну, тогда тыдолжен также осознавать, что я кое-что понимаю в том, о чем говорю.

Нас обдувал теплый ветер, насыщенный запахом тающего снега.

— Я доверяю тебе, Роза, но… не верю в призраков.

В этом ответе проявлялась характерная для него вдумчивость.Он очень хотел дотянуться до меня понять… но его желание боролось субеждениями, от которых он пока не готов был отказаться. В этом таилась инекоторая ирония, учитывая, что карты таро, по-видимому, произвели впечатлениена него.

— Но ты постараешься? — спросила я. — Или, покрайней мере, не станешь списывать все на психоз?

— Да. Это я могу.

Ну, я и рассказала ему о двух первых случаях, когда виделаМейсона, и о том, как боялась объяснить кому-то инцидент со Стэном. Рассказаласо всеми подробностями о фигурах, которые видела в самолете и потом, ваэропорту.

— Тебе не кажется, что это не очень похоже на реакциюна стресс? — спросила я, закончив.

— Не знаю, какими ты представляешь себе реакции настресс. Они непредсказуемы по своей природе. — У него было то задумчивоевыражение лица, которое я так хорошо знала; оно свидетельствовало о том, что онпрокручивает в голове все возможные варианты. Еще для меня было очевидно, чтоон по-прежнему не воспринимает мой рассказ как реальную историю о призраке, ноочень сильно старается держать разум открытым. Спустя мгновение он подтвердилмое впечатление: — Почему ты так уверена, что это не плод твоего воображения?