— Виктору наркота нужна. Слух прошел, там килограммовпятьдесят героина. Можешь такое представить? Операция под контролем большогоначальства, даже из Интерпола сотрудники прибыли. Ребятишкам результаты нужны.Во что бы то ни стало. Теперь ясно?

— Конечно, — в замешательстве кивнула я. — Тоесть…

— Они хотят Дарью сделать приманкой? — подал голосСенька. — А если?..

— Вот именно, если… — вздохнул Родионов. — Вобщем, отправляйся в отпуск.

— Подождите, — нахмурилась я. — Конечно,никакой приманкой я быть не хочу, но и уезжать не собираюсь. Тебе можетпотребоваться моя помощь. Да и потом, как, скажи на милость, я буду отдыхать,когда здесь такое? Нет, это не годится. Придумай что-нибудь, Саша… может, мне удрузей пожить? Здесь, в нашем городе? И в безопасности, и у тебя под рукой?

— Друзья для такого дела не годятся. А если тебе в моюквартиру перебраться?

— Твоя квартира тоже не подойдет, — вмешалсяПетрович. — Синий о тебе знает. Да и Витька не дурак, сообразит, гдеискать надо. Хотя Дарья права, лучше ей быть в городе, мало ли что… А если ктетке моей, в деревню?

— Мало ей Упыря? — Я вздохнула.

— А что, если к племяннику? — схватив мужа заруку, спросила Людмила Федоровна. — К отцу Сергею? Вот там уж Дарью точноискать никто не будет.

— Где там? — забеспокоилась я.

— На кладбище, — ответила Людмила Федоровна. Всепритихли, я довольно громко икнула, покраснела, а Петрович, повращав глазами,заявил:

— А ведь верно. Никому и в голову не придет, что онатам. Место тихое и в трех шагах от центра.

— О чем вы? — теряя терпение, спросил Родионов.

— О старом кладбище. Там церковь, при церкви дом, в немЛюсин племянник живет, отец Сергей. В церкви сейчас ремонт, а племянник заработами следит. Живет, одним словом. Дом довольно большой, и вас отец Сергейприютить не откажется. Мы ему объясним, что у нас за нужда. Человек он добрый,а тебя, ежели что, за родню выдаст, приехала, мол, с племянником по хозяйствупомочь.

— Жить на кладбище? — пролепетал Сенька, заметноменяясь в лице.

— Да какое там кладбище, — отмахнулась ЛюдмилаФедоровна. — Там лет тридцать как не хоронят. Теперь оно почти в центрегорода. Да что я вам рассказываю, а то сами не знаете.

Кладбище это было мне хорошо знакомо. Прежде всего потому,что у меня там похоронены дедушка с бабушкой. Но и без того оно было уникальнымв своем роде местом в городе. Там сохранились семейные склепы прошлого века, адревнейшие надгробия датировались 1649 годом. За это время много известныхземляков сошло в могилу, на памятниках значились фамилии, которые когда-тогремели на всю Россию. Кладбище было большим. Одно время возникла идея создатьздесь что-то вроде музея под открытым небом, но поначалу не было денег, а потомжелание поостыло, и все закончилось возведением новой ограды (стараяокончательно пришла в негодность). В самом центре кладбища возвышаласьбелокаменная церковь восемнадцатого века. Говорят, славилась она когда-токолокольным звоном. В советские времена в церкви устроили мастерскую поизготовлению надгробий, но в последние годы в прессе появилось много публикацийпо поводу этой церкви, мастерской нашли более подходящее место, а колоколавернули. Несмотря на то, что кладбище находилось в черте старого города,посещали его редко, потому что, как верно заметила супруга участкового, тамдавно уже никого не хоронили. Пожалуй, это действительно идеальное место длянаших целей: я остаюсь в городе, но ни одному человеку не придет в головуискать меня там.

— Хорошо, — сказала я. — Если ваш племянниквозражать не будет, я согласна. Родионов кивнул и поднялся с пола.

— Пойду покажусь начальству. Я с тобой свяжусь, —сказал он мне на прощание и ушел.

— Мне домой надо, — засуетилась я. — Вещисобрать.

— С вещами придется обождать, — вздохнул Петровичи почему-то перешел на шепот:

— Людмила Федоровна к тебе попозже сходит и все, чтонадо, соберет, а я доставлю. А до вечера тебе из квартиры лучше не выходить…Большие у меня опасения.

— Да что за опасения, Петрович? — не выдержала я.

— Как же, Дарья, дело нешуточное, вон Сашка говорит —Интерпол и тот здесь. А если нешуточное, так лучше поаккуратнее. Ладно, садисьтелевизор смотреть, а Люся пока к племяннику съездит, предупредит.

Людмила Федоровна начала поспешно собираться, а мы с Сенькойв самом деле устроились возле телевизора и только тут сообразили, что нас мало,в том смысле, что явно кого-то не хватает. Петрович кинулся к шкафу в прихожей,мы за ним — открыли дверь и увидели, что Васька спит в обнимку с Кузей. Песприоткрыл глаза и посмотрел с сожалением: мол, что вы такое вытворяете?

— Извини, — смутилась я. Ваську решили перенестина диван, но он тут же проснулся, вскочил на ноги и начал задавать вопросы.Вопросов у него было много, а что ответить, я не знала, потому что сама толкомне понимала, что происходит. Вот от кого мы, к примеру, прячемся? То ли от Синего,то ли от Колесникова…

— Отстань, Васька, — махнула я рукой. — Безтебя тошно. Такую кашу заварили…

Где-то часа через два вернулась Людмила Федоровна, все этовремя мы смотрели телевизор, Кузя вздыхал, а Петрович на цыпочках бродил отокна к двери и прислушивался. Такая жизнь кого хочешь вгонит в тоску, якосилась на мальчишек и прикидывала: может, стоит махнуть к сестре в пустыню?Васька, натура деятельная, быстро заскучал в четырех стенах и наотрез отказалсяне только от пустыни, но и от кладбища.

— Мне-то чего прятаться? — резонно рассуждалон. — Меня никто не знает, и Синему, и дядьке этому на меня наплевать. Мыс Кузей лучше во двор вернемся, авось чего приметим. Кузя у нас глазастый, да иот меня толк есть. Ты мне составь описание Синего, мы в кое-каких местахпотолкаемся, глядишь, и отыщем его.

— Я тебе потолкаюсь, — разозлилась я. — Тебяв лагерь для чего отправили? Чтобы ты отдыхал. Там питание трехразовое икультурная программа. Вздумал по улицам таскаться. Никакого толку от этого нет,только мне беспокойство, а ну как вас в самом деле черт сведет?

— Так в том-то и дело, что он меня не знает.

— В лагерь, — заявила я и ткнула пальцем куда-то вугол, предполагая, что именно там он и находится.

— Ладно, Дарья, — поморщился Чугунок. — Влагерь так в лагерь. Не ори только. Как начнешь орать, так у меня просто звон вушах. Вот мы все разбежимся, а как же Кузя?