— Люди… помогите… вытащите меня отсюда… — И для большейубедительности высунула руку, не боясь крапивы, с тоской думая, что мою рукувряд ли кто увидит… Вдруг ладони коснулось что-то теплое и влажное, а я отнеожиданности охнула и отдернула руку. «Крыса», — мелькнуло в голове, и ямгновенно покрылась гусиной кожей. Скажу по секрету, крысы мне противнееманьяков… Неплохо бы чем-нибудь вооружиться, на худой конец, подойдет и камень,вдруг их здесь целые полчища? Не успела я запугать себя до обморока, какуслышала тихое поскуливание, заглянула в окошко и остолбенела: рыжая с белымшерсть, мокрый нос, добродушный взгляд.

— Кузя, — пролепетала я, Кузя в ответ робкотявкнул, а затем вскочил, так что теперь я видела только его лапы, и громкозалаял. — Кузя, — обрадовалась я. — Дорогой ты мой пес, умница,нашел меня… Кузя, приведи кого-нибудь из людей… беги к Петровичу, — отдалая приказ, поняв, что говорю много, а пользы от этого пока что нет. — НайдиПетровича и приведи сюда.

Тут послышался шум, точно сквозь заросли пробивалось стадослонов, и через секунду я увидела физиономию племянничка.

— Дарья, — шмыгнув носом, позвал он торопливо ивытер глаза кулаком. — Ты как?

— Святые угодники, — обалдела я. — Откуда тывзялся?

— Я это… ты только не злись.

— Тебе в лагере быть положено, ты что тут вообщеделаешь? — В этот момент я сообразила, что скандалить можно и дома, асейчас мне лучше поскорее покинуть подвал. Я вспомнила про Синего и едва неосела на пол: что, если он вернется, а здесь Сенька? — Марш отсюда! —рявкнула я. — И держись рядом с Кузей. Иди к Петровичу…

— К нему Чугунок убежал.

— И этот здесь? — Возмущение мое не знало границ.

— Ага, — вздохнул Сенька. — Я тебе всерасскажу. Ты только не нервничай. Может, мы не очень хорошо поступили, но вконце концов оказалось, что все правильно, то есть… Дарья, я такиспугался, — всхлипнул он. — Думал, этот гад… С тобой правда все впорядке?

— Конечно, чего мне сделается. Очень я боюсь каких-тогадов. Чугунок давно убежал?

— Минут двадцать.

— Ага… А где мы?

— На улице Кирова.

— На Кирова? — удивилась я. — Так этонедалеко от дома.

— Недалеко, — устроившись на коленях, чтобы лучшеменя видеть, согласился Сенька. — Совсем рядом школа, а здесь дома, тоесть коттеджи.

Теперь я примерно представляла, где нахожусь. Когда-то улицаКирова была целиком застроена одноэтажными домами, ничем не отличающимися отдеревенских. Пять лет назад неподалеку построили здание цирка, и район сильноизменился, здесь выросли шестнадцатиэтажные дома, после чего проложилитроллейбусную линию. От былого деревенского уединения следа не осталось, однакоцивилизация в виде многоэтажек дошла только до оврага, разделяющего улицуКирова на две части, вдоль оврага располагались сады, внизу протекал ручей, иэто, должно быть, явилось непреодолимой преградой для строителей. Но и по тусторону ручья развернулась стройка: другой конец улицы Кирова облюбовали людисо средствами. Сначала здесь появилось несколько коттеджей, а потом они началирасти, как грибы после дождя. Если Сенька говорит, что рядом школа, значит, мыпо соседству с оврагом, дома здесь в основном недостроенные, оттого Синий исоветовал мне орать громче, все равно никто не услышит. Если Чугунок убежалдвадцать минут назад, значит, скоро должен вернуться, лишь бы Петрович оказалсядома… Чугунок парень сообразительный, не застанет Петровича — приведет ещекого-нибудь, а Синему совершенно незачем возвращаться, раз он собрался уморитьменя жаждой. Все-таки я здорово нервничала, оттого сурово осведомилась:

— Так какого черта ты не в лагере? Сенька вздохнул:

— Чугунок сказал, что ни под каким замком ты не сидишь,а шляешься по городу, он лично видел. Выходит, решила сама поймать убийцу. Яиспугался… за тебя и из лагеря сбежал.

— А Чугунку в лагере сорока рассказала, что я по городушляюсь?

— Ваське в лагере не понравилось, и он в тот же деньудрал. А потом встретил тебя возле магазина рядом с домом, где Турок жил. Ну изаинтересовался, стал за тобой следить. Вчера он в лагерь приехал, и я тожесбежал, потому что за тебя беспокоился. А на кухне твое письмо, мы егопрочитали и решили: будем рядом, для страховки, мало ли что.

— Так это ты вчера в квартире был и чашку внеподходящее место засунул?

— Я. Мы с Васькой по очереди дежурили, и очередь былаего, он прибежал и говорит: «Ментов понаехало, говорят, Турка убили». Мы сталидумать, что дальше делать, пьем чай, вдруг вы на «Жигулях», мы с Васькой всепопрятали — и в маленькую комнату. Я под кровать, а Васька в шифоньер. ПотомВаська в окно вылез, сбегал на разведку, говорит, вы уезжать собрались. Ну, яперепугался, думаю, а вдруг ты в лагерь, а нас там нет? В общем, тоже в окновылез, и мы стали думать, что же делать дальше. Вдруг слышим, машина уехала, мыво двор, машины нет и Кузи нет, он в будке спал… Мы хотели домой вернуться, разв лагерь нам раньше тебя все равно не попасть, но тут Васька в кустах тогодядьку нашел, Родионова. Лежит, за голову держится и стонет… Мы хотели «Скорую»вызвать, а он кричит: «Милицию». Вызвали милицию, но тебя не нашли. Ни тебя, нидяди-Сашиной машины, на которой этот тип тебя увез. Ну и перепугались мы… иРодионов здорово переживал, и другой дядька… Виктор Васильевич, тоже приехал итоже нервничал. А нас спать отправили, только разве уснешь? Мы во двор черезокошко выбрались, и вдруг Кузя несется как угорелый, возле нас крутится, лает,я сразу понял, что-то сказать хочет, мы его на поводок — и бегом, вот он нассюда и привел.

— Кузя, — ласково позвала я. — Выходит, он замашиной бежал и мерзавца Синего выследил.

— Кузя умный, — гладя собаку, сказалСенька. — Сразу сообразил, что дело нечисто, другой бы дрых в конуре, а онодним глазом спит, другим посматривает.

— Надо ему колбасы купить, полкило, неткилограмм. — Кузя, услышав мое обещание, положил морду на лапы ипопробовал улыбнуться. Конечно, каждому приятно, когда его ценят по заслугам.

Пока мы нахваливали Кузю, а он смущенно, закрыв глаза,слегка шевелил ушами, прошло минут десять, Кузя вдруг насторожился, селкопилкой, а я запаниковала: вдруг Синий? Но собака, бросившись в сторону заросшейтравой калитки, весело виляла хвостом, и Сенька с облегчением сообщил:

— Это Чугунок. — И точно, вскоре я могла лицезретьего чумазую физиономию, а вслед за ней раскрасневшегося Петровича. Тяжело дыша,он опустился на колени и спросил тревожно:

— Дарья, жива ли?