Пауки отступили, пропали так же мгновенно, как появились.Сторожевые паутины, только что крепкие и резучие, как леска, теперь бессильнолегли на брусчатку.

— Сзади чисто, — сказал Джор.

— Сверху чисто, — сказал Артур.

— Кто был сверху? — спросил я. — Тоже паук?

— Нет, какая-то многоножка, — сказал Артур. —Вроде тех, первых. Далеко нам еще?

— Метров пятьдесят, — сказал я. — Нерасслабляемся. Перезарядили…

Я уже упоминал, да, что у нас у каждого было магазинов повосемь — десять? В подсумках, которые мы поснимали с охранников, в карманах, запоясами? И я сказал ребятам, чтобы после каждой стрельбы вставляли полныймагазин, опустевшие же магазины бросали, а те, в которых еще что- тооставалось, складывали отдельно, потом разберемся, когда время будет. Джор, каксамый здоровенный, волок в заплечном мешке непочатую цинку…

Надо сказать, что калаш при всех своих отменных качествахимеет все-таки массу недостатков, и главное, на мой взгляд, — это то, чтоего долго перезаряжать, особенно когда руки трясутся; а не трясутся они в боютолько у самых опытных; у них они трясутся после боя. Вот и сейчас — мы за-клацали магазинами, снимая опустевшие и пытаясь попасть в гнездо полными…

И Валя упала. Резко, навзничь, как от сильнейшей подсечки. Сжутким стуком ударилась голова о камень. Автомат отлетел в одну сторону,подсумок, рассыпая магазины, — в другую.

— Что?..

Только тогда я увидел — и, наверное, другие тожеувидели, — что ноги ее захлестнуло поблескивающим полупрозрачным жгутом впалец толщиной, и жгут этот тянется в подвальное окно дома, соседнего сресторанчиком. Жгут натянулся, и обмякшее тело быстро поволокло по земле туда,к дому. Руки Вали болтались, она даже не пыталась цепляться за землю. Я наконецвогнал магазин на место, передернул затвор и дал короткую очередь по окну — но,кажется, не попал, попал только в стену.

— Не стреляй! — крикнул Джор и бросился туда, к дому, итут сразу из нескольких окон навстречу ему вылетели такие же жгуты,захлестываясь на руках, ногах, шее… Не помню, как я оказался рядом, в руке уменя был нож, и я полосовал ножом по упруго-неподатливой резине… Потом зацепилои меня — за шею, прикосновение было жгучим, а когда я перерубил это щупальце,обрубок только сильнее сжался…

Аська и Патрик сосредоточенно лупили по дому — но я не знаю,попадали ли там пули в кого-то. И был ли тому хоть какой-то вред от пуль. Артурразмахивал гранатой, но, похоже, не решался бросить, боясь угодить в Валю.

А ее оплетали все новые и новые щупальца. Мне кажется, онана несколько секунд пришла в себя — то ли попыталась отмахиваться рукой, то лицеплялась за что-то. Ее тянули в разные окна…

— Бомбой! — заорал Джор. Он вроде бы освободился, ноничего не соображал. Я сам ничего не соображал. Яд или страх, не знаю. Я в тотмомент даже не понял, при чем тут бомба.

Патрик бросила гранату. Точно в окно. Но граната невзорвалась. Тогда она бросила вторую. Окна полыхнули белым. Наверное, вспышкапричинила боль чудовищу или чудовищам, которые там засели…

Валю в мгновение ока разорвали на части и втянули внутрь.Только что она была…

Я этот звук не забуду никогда.

— Динамит… — хрипло сказал Артур.

Да, еще два патрона — не динамита, конечно, а аммонита, но кчертям разницу, — у меня еще оставалось. Я, вдруг став предельно спокойными даже слегка замедленным, как какой-нибудь андроид — терминатор, снял рюкзак,вынул один патрон, из кармана достал коробочку с запалами, вставил тот, которыйс огнепроводным шнуром, вежливо испросил у окружающих огня, поджег шнур,убедился, что тот разгорелся, — и, привстав на цыпочки, пижонским броском,как баскетбольный мяч в кольцо, послал его в то самое подвальное окно, изкоторого высунулось самое первое щупальце и в которое я, как лох, не попал изавтомата. Патрон, крутясь и оставляя дымную спиральку, скрылся в окне — а черезнесколько секунд долбануло по-настоящему…

Наверное, в щупальцах действительно был какой-то яд. Джорпросто не понимал ничего, бессмысленно болтал башкой и горбился, рукиболтались, глаза у него были белые, — а я вдруг почему-то решил, что мыпотеряли не только Валю, а кого-то еще, и все время пересчитывал оставшихся,пока Патрик не наорала на меня. И тогда мы снова построились крошечным каре,только фронт я держал один, потому что на Валину позицию надо было поставитьбойца и, ощетинившись стволами, пошли, пошли, пошли куда-то, мостовая самастелилась под ноги, как лента бегущей дорожки, и вот наконец это был уже парк,перевернутые скамейки, голые после огня деревья — и белый с какими-то зловещимикляксами на стенах павильончик, и вывеска: «Комната смеха и страха». Дверь былаприоткрыта…

Внутри было почти пусто, на стенах горбились кривые, норазбитые зеркала, и лишь в центре стоял стол, кажется с какими-то куклами нанем. Я оказался рядом (ног я не чувствовал, ноги меня не слушались и делалилишь то, что хотели сами) и некоторое время тупо всматривался в то, чтопредстало перед глазами. Потом, очень медленно, до меня дошло…

Это был черный камень. Рядом с ним в судорожно- скрюченнойпозе стоял маленький Волков в волчьей шкуре. Распятая вверх ногами на тележномколесе, висела голая кукла Барби, в которой без труда опознавалась Вика. Междуними на земле лежал выполненный с филигранной точностью щит, в которомзаключена была душа обитателя камня. Волков держал в одной руке что-то вродетреххвостой плетки, а в другой — нож…

— Надо торопиться, — сказала Патрик.

Она теперь стала главной, и ни у кого не нашлось возражений.Я и Джор временно выбыли из строя, Артур явно деморализован…

Торопиться мы могли в одном направлении: по широкойлестнице, ведущей вниз.

Эта лестница была не из сна, а из детских воспоминаний. Налето меня маленького часто забирала бабушка, пока была жива. Жила она внебольшом полузакрытом городке, которых немало понастроили после войны, втрехэтажном доме с очень толстыми — не меньше метра — стенами. Даже в самуюжару в квартире было прохладно. Во дворе был кинотеатр, тоже трехэтажный,только один этаж был над землей, а два — под землей. На самом нижнем этаже тожеимелся кинозал — гораздо больший, чем на верхнем, только неудобный: длинный иузкий. Потом я понял, что это было бомбоубежище для всего квартала, а чтобылюдям не скучно было пережидать атомные бомбардировки, им бы показывали фильмы— может, кинокомедии, а может, учебные по ГО. Кинотеатр назывался «Мир». Таквот, именно такая лестница — сначала широкая, ведущая на промежуточнуюплощадку, а с площадки уходят по сторонам две лестницы поуже, — была и втом кинотеатре, и здесь, в «Комнате смеха и страха». Патрик решительнонаправилась к ней, и я, как воздушный шарик на веревочке, повлекся следом…

Теперь Волков не пел, а что-то ритмично вопрошал у щита,замолкая время от времени и вслушиваясь в ответы, которые были недоступны длядругих. Потом он взмахнул ножом и вспорол себе левое предплечье от локтя докисти. Кровь обильно окропила щит и зашипела, впитываясь. Рана тут жезакрылась, на ее месте образовался шевелящийся красно-лиловый, как огромныйчервяк, рубец. Волков, воздев руки, произнес длинную и явно вопросительнуютираду, и как бы в ответ лунный свет перестал клубиться и хлынул сверхупотоком. Вику вдруг перевернуло головой вниз, опора из-под ног пропала,накатила волна паники. Волков стремительными движениями надрезал ей запястья,локтевые сгибы, шею над ключицами, бедра у самого паха. Боли не было совсем.Кровь кипящими потоками хлынула по телу, вся до капли устремляясь к щиту,растекаясь по нему, — и впитывалась, впитывалась…