Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подожди меня на балконе. – Джан поцеловал ее в волосы, словно извиняясь, что вынужден оставить прямо посреди бала.
Николь ничего не оставалось, как кивнуть и улыбнуться. Балкон лучше, чем центр зала под перекрестьем недобрых взглядов.
– Я распоряжусь, чтобы татки принесли вам накидку и напитки, – добавил Ясагай, не сводя с нее немигающего взгляда.
Николь порадовалась их традиции кланяться по каждому поводу. Вот и сейчас она склонила голову, лишь бы не показывать свои эмоции и не смотреть в страшные глаза исшахина. Почему Джантар так легко с ним идет? Разве это не его враг? Ладонь моментально заледенела, лишившись тепла его руки.
– Я постараюсь не задерживаться, – шепнул ей Демон и ушел.
Николь подняла голову и с ровной улыбкой вышла на балкон.
Джантар был прав. Темнота, лишь слегка разбиваемая огнями, льющимися из окон зала, скрывала ее от общей толпы. Татки вскоре принесли шерстяную накидку, кресло и напитки. К сожалению, изрядно крепкие. Николь поняла, что в сладости было спрятано слишком много хмеля лишь тогда, когда в груди появилась отважная решимость вернуться в зал и участвовать в празднике всему происходящему назло.
***
Ясагай-кхаин стоял у огромного панорамного окна, через которое как на ладони была видна вся танцевальная зала. Стекло, сделанное столичными магами, поглощало излишне громкие звуки и яркий свет.
– Как вам Янлин?
Джантар не ожидал такого вопроса. Он стоял у рабочего стола, заваленного бумагами, и был весь погружен в чтение донесения, ради которого его выдернули с праздника. Он карандашом черкнул что-то особо важное и, не отвлекаясь, хмуро ответил:
– Расцвела, и в ней ощущается будущая императрица.
– Учиться царствовать начинают с младенчества. Кому, как не вам, это должно быть известно, – заметил Ясагай-кхаин, развернулся к окну и продолжил рассматривать танцоров, кружащихся в центре зала.
Джан кивнул. Кому, как не ему…
До поступления в военную академию он учился у тех же учителей, что и Янлин. Его с детства, как и сегодняшнюю именинницу, готовили к правительственной службе. И в военной академии он факультативно посещал курсы по государственному управлению. Служба на границе была лишь способом на своей шкуре ощутить войну.
– Янлин – последняя отрада императора. – Ясагай-кхаин говорил медленно, словно смакуя. – Красивая и изящная, мягкая и умная. Идеальная женщина. Она будущая императрица – по духу и по крови. И все же она – лишь средство, инструмент…
– Уверен, она все воспринимает правильно, – все так же ровно проговорил Джантар, перевернув очередной лист доклада. За несколько недель, что провел в дворцовых кабинетах, он привык к язвительно-снисходительной манере разговора Ясагая-кхаина. Его гораздо больше волновало несоответствие рассказов отца о первенствующем исшахине и его собственных ощущений. Ясагай на удивление оказался вдумчивым и уравновешенным мужчиной, искренне болеющим за страну. Как ни противился себе Джантар, в нем невольно возникало ощущение родства с этим стариком, непривычная симпатия залезала в душу и хозяйничала там без спроса. Ежедневная выматывающая работа бок о бок, и Джантар уже с трудом мог вспомнить, какие, собственно, претензии были у отца к исшахинам? Место в Совете пустует, но они не рвутся его занять. А как верховный жрец защищал его перед императором, который едва ли мог простить отцу Джантара смерть единственного сына. И пусть вина оказалась косвенной, постаревший император не скрывал раздражения при виде Демона.
Безусловно, всему имелось простое объяснение: исшахинам жизненно важно было подчеркнуть особенность Джантара, дабы не уронить своего величия. И все же…
Он вначале все ждал, когда же Ясагай-кхаин хоть жестом, хоть словом проявит свою истинную натуру мошенника, выдающего ложную мощь за божественную.
А спустя несколько недель в Демоне вовсю бушевало сомнение – а какая, собственно, разница, чем и как разбужена кровь дракона, если это идет на пользу стране? Все меньше он видел в исшахинах захватчиков изначальной власти и все больше – слуг божьих, делающих все возможное для сохранения единства страны.
Куда в итоге подевалась ненависть к исшахинам, Джантар так и не понял. Находиться каждый день со спокойным стариком было даже интересно. Ему доверяли и посвящали в немыслимое количество внутренних дел.
Рядом с исшахином, в тишине дворцовых кабинетов, он остро ощущал, что делает все правильно.
Да… все правильно.
Николь покинула спасительную темноту балкона и с ровной спиной встала недалеко от фонтана, чье журчание было совсем не слышно в феерии музыки, смеха и разговоров. На нее посматривали, но никто, слава богам, не подходил.
Сейчас, когда страх перед огромной толпой чужих людей растворился в сладких напитках, а Джантар не оттягивал на себя ее внимание, мир вокруг стал проясняться и распадаться на отдельные внятные кусочки. И теперь она рассмотрела, что в начале зала на возвышении сидела Янлин, дочь императора – маленькая золотая птичка на алом троне в окружении пестрой стайки придворных. В центре зала кружились в бодром рисунке танца сверкающие пары с безразличными масками на лицах. У фуршетного стола столпились мужчины. Николь едва подавила смешок – птичник во всей красе. Надутые, расфуфыренные, с высокими сложными прическами, грудью вперед и локтями назад, они чуть ли не сталкивались в бестолковой борьбе.
Николь спрятала улыбку в бокале с янтарным сладким напитком: не им решать судьбу Янлин, и даже не самой маленькой золотой птичке. У сверкающей золотой клетки с переливчатой музыкой и сладкими напитками есть хозяева, и они, непременно сидящие где-то наверху, все решат за глупых и бестолковых птиц.
Пальцы Николь невольно крутили ножку бокала и отбивали ритм мелодии. В этом огромном фальшивом маскараде одна лишь музыка трогала ее душу. Все хорошо и совсем не страшно, скоро вернется Джантар, да и Талиса обещала найти способ проникнуть на бал. В этом сложносочиненном мире, как оказалось, женщины не имели права самостоятельно посещать столь официальные мероприятия. Только в сопровождении родственников или мужа. А Тахир, по словам Талисы, беспробудно пил где-то на окраинах города… Очевидно, из-за смерти Рималя.
Николь вытянула руку и поймала пальцами легкие брызги. Она только сейчас увидела, что даже фонтан был выполнен из красного мрамора в виде дракона с золотым гребнем. После рассказов Джантара в таком обилии образов дракона Николь теперь чудилась болезненная агония, словно страна пыталась всеми силами отвести чужой взгляд от вымирающего величия.
Недалеко от нее постепенно собралась стайка женщин, чьи разговоры становились все громче и громче. Николь не сразу осознала, что оскорбления, нарочито полные непристойных подробностей, касались ее лично. Она, боясь пошевелиться, с ужасом слушала гадкие слова, резко напомнившие ей, кто она на самом деле и чье тело занимает. Как она могла об этом позабыть? Почему так смело решила, что никто не вспомнит? А может, она старалась поскорее вычеркнуть этот факт из своей жизни, чтобы не задумываться о мотивах Джантара?