Тренировали нас так, чтобы в грязь лицом не ударить, если вдруг отправят в командировку на чужую землю. Практически я о таких опытах не слышал, а теоретически каждый оперативник СББ должен быть готов в любое время отправиться в поход на земли гномов или кочегаров, или к голиафянам на огонек заглянуть. Поэтому нас и заставляли махать мечами до потери пульса да пользоваться подручными средствами в целях максимального нанесения вреда противнику.

Я не был в числе первых учеников, но и в хвосте никогда не плелся, сапоги чужие не нюхал. Раньше мне не доводилось пользоваться своими навыками. Все руки не доходили поссориться с окружающим миром да послать куда подальше великие торговые дома вместе с их директорами и рядовыми сотрудниками. Но иногда, раз в два года, мы с ребятками встречались на шашлыках на берегу озера и устраивали показательные выступления. Я никогда не думал, что мне доведется с клинком на живого человека идти. Да не так чтобы поиграть, а чтобы по-настоящему.

Правда, людей я перед собой я не видел. Только гномов и голиафян, но сути это не меняло.

Стоило мне взять в руки меч, почувствовать его тяжесть, как все сомнения враз улетучились.

Я вклинился в ряды противника. Ударил по автомату гнома, выбил его из рук и саданул рукоятью меча ему в лоб. Глаза у длиннобородого округлились в удивлении, того и гляди выскользнут из орбит и закачаются на ниточках. Такого хамского обращения со своей драгоценной персоной он не ожидал, а я не стал его разочаровывать и добил ударом рукояти по темечку, не защищенному шлемом. Гном рухнул на колени и завалился на бок. Кровь залила ему глаза. Но это так царапина, кожу на черепе чуть поранил, а уже в панику да обмороки закатывать. Это как-то не по-мужски.

Второй автоматчик, тоже гном, заметил мое грубое обращение с его напарником и решил нашпиговать меня свинцом. Не получилось. Автомат успел выплюнуть пару пуль, но я оказался проворнее. В одну сторону полетел автомат, в другую – гном, получивший сильный удар в челюсть. Догонять его и подробно разъяснять свою политическую позицию я не стал. Там рядом трудился Кибур. Если что, он поспособствует, чтобы до гнома дошло то, что с первого раза не усвоилось.

Гномы – народ воинственный. Они непревзойденные мастера боя, когда хирдом прут напролом. Тут их, пожалуй, даже танк не остановит. А вот один на один в поле, то можно поспорить за первенство. Как и у любого другого народа – недоучек и лентяев у гномов хватает. И вот выходит против тебя здоровый лоб, увешанный доспехами, как новогодняя елка, и борзый, как чемпион мира по боксу в сверхтяжелом весе, а через минуту он уже лежит на земле и тихо скулит, умоляя о пощаде. Тут и происходит разрыв шаблона и полная утрата чувства реальности.

Другое дело голиафянин. С ним просто так не сладить. Каждый из них воспитывался так, словно этот день для них может стать последним. Их учили сражаться не толпой, по принципу набросились скопом и задавили числом. Их учили биться индивидуально, оттачивали мастерство, так каждый поединок превращался в дуэль, а не в бой стенка на стенку.

Стоило мне успокоить второго гнома, как моей драгоценной персоной заинтересовалось двое краснокожих. Одетые в кожу с мечами наперевес, выглядели они как случайно заглянувшие на ролевой конвент рокеры. Не было даже уверенности, что они умеют обращаться с этими острыми штуковинами. Правда, они меня тут же убедили, что как раз с этими штуковинами они обращаться умеют очень искусно.

В это время Сигурд неистово рубился с тремя особо наглыми гномами, в которых чувствовался стальной стержень. Они брали количеством и не давали нашему седовласому товарищу продохнуть. Он только успевал держать оборону. Былого задора и ярости в нем уже не чувствовалось.

Другое дело Кибур. Этот крутился как заводной, отражая и нанося удары со скоростью разъяренного мясника. Вокруг него уже лежало трое гномов, и кое кому врачи были уже без надобности. Рыжебородый чуть перестарался, когда пытался оставить автограф на их телах. Сейчас против него бились трое безумцев. Таких же неудержимых и неистовых, как и он сам. Это было достойное зрелище, на которое у меня, увы, не было времени. Тут бы самому живым остаться.

Краснокожие проявили ко мне очень нездоровый интерес. Они поставили себе цель убить меня во что бы то ни стало, нарубить в капусту, накрошить в мелкий винегрет, и тут в них проснулся дух великого повара, который ни перед чем не остановится, пока не создаст свой кулинарный шедевр.

Мне пришлось несладко. За какие-то несколько минут на мне оставили столько царапин и порезов, сколько я не получал за предыдущие несколько лет. Ничего внушающего опасения за жизнь, но приятного мало.

Ребята попались жесткие. Об атаке я даже не мечтал. Ушел в глухую оборону и с напряжением чувствовал, как накапливается усталость, а каждый новый удар, отражение выпадов противников дается все тяжелее и тяжелее. И вот меч становится уже совсем неподъемным. Мне начинает казаться, что я уже не способен держать оружие, что все пропало и сейчас краснокожие нанижут меня на клинки, а потом освежуют труп и снимут скальп. И в этот момент просыпается второе дыхание. Умирать не хочется, тем более если авторами твоей смерти будут краснокожие.

Я слышу где-то рядом тяжелое дыхание Балу. Он рубится с гномами с упорством Железного дровосека. Но посмотреть, как у него дела, нет возможности. Тут отвлечешься хоть на миг, и на этом закончится все: и мир, и счастье и музыка, по крайней мере для меня.

Я вижу в глазах краснокожих уверенность. Они не сомневаются в своей победе, они уже празднуют ее, прямо здесь и сейчас. И меня охватывает злость, слепая и вездесущая.

В древности воины вводили себя в особое состояние, когда им было море по колено, и вражеское тысячное войско нипочем. Они шли напролом, не обращая внимания на глубокие раны на теле, часто не совместимые с жизнью, на распоротые животы и отрубленные руки. Шли для того, чтобы умереть, но лишь победив.

Вот и сейчас я почувствовал нечто такое, глубинное, звериное, поднявшееся из недр души. Я и не подозревал, что способен на такие чувства.

Краснокожие что-то почувствовали, увидели, быть может, в моих глазах. Но они были слишком уверены в своей победе, в своих силах и остались стоять, даже стратегию не поменяли. За что в итоге и поплатились.

Первый рухнул как подкошенный, когда мой меч проделал глубокую борозду в его не защищенном доспехом животе. Как он так опростоволосился? По глупости и самонадеянности, однозначно. Только что умело фехтовал, рисуя мечом замысловатые узоры в воздухе, и вот уже ловит руками свои потроха, забыв о бое и о своей подготовке.

Второй, увидев, какая участь постигла его коллегу и земляка, малость растерялся. И было с чего. Только что они режиссировали представление и были уверены, что этот спектакль продержится на подмостках минимум пару минут, максимум с четверть часа. На большее они и не рассчитывали. И вдруг такая подлость со стороны вселенной.

И вот уже краснокожий переходит в глухую оборону, не подпускает меня на расстояние удара, блокирует все выпады и не лезет на рожон. Перед глазами у него живое доказательство теоремы о преступной самонадеянности, за которой незамедлительно следует наказание.