– Жизнь – нет, но я пытаюсь.

Он кивнул и встал, хлопнув в ладоши.

– Она – редкая находка, Жан-Клод.

– Спасибо, – ответил Жан-Клод, будто комплиментбыл ему, а не мне.

– Сделать эти эксперименты честными, Анита, –сказал Сэмюэл, – это значит вот что: Жан-Клоду придется признать переддругими мастерами, что вы все понятия не имеете о пределах твоей силы. Этозначит признать свою слабость и растерянность, в то время как вам в этот уикенднужны прежде всего сила, уверенность и несокрушимая власть.

– Несокрушимой власти не бывает, – сказала я.

– Туше, – поклонился он, – но мои словаостаются верными. Так показать другим мастерам свою неуверенность – это почтисамоубийственно. – Он подошел и встал передо мной. – Подумай вот очем, Анита: если у тебя есть ребенок, то ты уже рискуешь не только собой. Твоечувство честной игры – стоит ли оно того, чтобы показывать другим мастерамгородов собственную слабость? Что подумают они, если ты признаешь, что эта силадля тебя новая? Не решат ли они, что тебя следует уничтожить, пока ты непоработила нас всех?

Жан-Клод встал сбоку от меня, с другой стороны подошел Мика.Я только таращилась на Сэмюэла, не находя слов.

– Я не желаю тебе вреда, Анита, но я не так опаслив,как другие. Опасливые будут для тебя опасны.

– Если мы не можем сказать правду, что тыпредлагаешь? – спросила я.

– А просто соврать ты не можешь?

– Я не очень это умею.

Он улыбнулся Жан-Клоду:

– Как ты уживаешься с нею и с Ульфриком? Они жесовершенно оба неуправляемые.

– Ты себе и представить не можешь, – ответилЖан-Клод.

Сэмюэл снова рассмеялся, и тут же лицо его успокоилось,будто смех был оптической иллюзией.

– Скажи мастерам, что ты хочешь проверить, насколькосильны кандидаты, могут ли они противостоять твоей полной силе. Скажи, что есликандидат окажется слабым, он может быть навеки порабощен, станет слугой, ибоЖан-Клод настолько силен, что это уже случилось с несколькими низшими вампирамииз Церкви Вечной Жизни.

– Такое действительно было с несколькими членамицеркви, – сказала я.

Он снова улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла:

– Так я слышал.

Я посмотрела на Жан-Клода:

– Это ты ему рассказал?

– Нет.

– В ваших землях есть шпионы, Анита. Слишком вы сильны,чтобы у вас не было шпионов, работающих на мастеров, согласившихся сегодняприехать. Никто из нас не согласился бы на это, не имея некоторых собственныхразведданных. Никто из нас никому не доверяет настолько.

– Этого только не хватало, – сказала я.

– Но это точно обрисовывает ситуацию, Анита. Ты можешьсказать правду – что хочешь посмотреть, достаточно ли кандидаты сильны, смогутли противостоять твоей силе, ибо истинный pomme de sang, как ты точно заметила,не должен быть так сильно к тебе привязан метафизически. Есть тех, кто уже ктебе привязан, это как есть собственную руку. Желудок наполнить можно, ноэнергии затратишь больше, чем получишь.

– Мы до этого не сразу додумались, – сказала я.

Он снова слегка поклонился:

– Твой новый pomme de sang должен быть независим идостаточно силен для этой роли. Вполне разумное требование.

– И план хороший, – согласился Жан-Клод.

– А что если все они падут перед этим… как бы назвать…перед моими чарами? Если я слишком сильный некромант для них для всех?

– Тогда бал отменяется, – ответил Сэмюэл. –Невозможно быть Золушкой, если все принцы за тобой гоняются.

– Я не Золушка, – ответила я, – я сама и естьпринц.

Он улыбнулся – и опять улыбка до глаз не дошла.

– Хорошо, принц, но смысл все равно тот же. Нельзя бытьпринцем, если все принцессы тебя хотят, потому что тогда ни одна не будет тебепод стать. Даже Жан-Клод.

Они переглянулись, и это замечание вместе со взглядом навеломеня на мысль, не были ли они такими же «друзьями», как Жан-Клод с Огюстином.Они говорили, что нет, но уж очень многозначителен был взгляд.

– Мы сделаем так, как ты предлагаешь, Сэмюэл. И я знаю,что могу положиться на тебя, что ты ничего этого не разгласишь.

– В этом я даю тебе слово, – сказал он и сноваобернулся ко мне. – Я никогда не подвергну тебя опасности. Я хочу, чтобыты попыталась привести Самсона в силу, Анита. Не буду настаивать, чтобы он былпервым, но хотелось бы лучше раньше, чем позже.

– Я знаю только, что это будет не сегодня, –ответила я.

Он улыбнулся – на этот раз глаза чуть заискрились весельем.

– Нет, конечно, не сегодня. Мне кажется, твоя тарелкауже полна и без Самсона.

Он поклонился Жан-Клоду, Самсон последовал его примеру.Потом они повернулись и вышли.

Молчание разорвал голос Клодии:

– Хочешь, я пойду и принесу тест на беременность?

– У нас с собой в сумке есть парочка, – ответилМика.

У меня вдруг так пересохло горло, что дышать стало трудно.

Из дальнего коридора появились Лизандро и Натэниел.

– Я что-то пропустил? – спросил Натэниел.

Я на него посмотрела, и наверное, нехорошее у меня былолицо, потому что он подошел ко мне, обнял меня обеими руками, и я не возразила.

– Она пропустила целый месяц, можно не ждать до утра стестом, – сказала Клодия.

Хотела я попросить ее перестать – перестать говорить,перестать помогать, но она была права. Задержка у меня была не на две недели,как я говорила Ронни. У меня месячные могли сдвигаться туда-сюда недели на две,в зависимости от гормонального цикла, наверное. Если мне считать, как всемженщинам, то уже почти четыре недели было запаздывание, а не две. Две неделиноября, но четыре с того времени, как должна была быть кровь. Четыре недели –тут тест точно сработает.

Тест на беременность – это плоский кусочек пластика сокошечками. Маленький, помещается у меня в кулаке, и еще место остается, а рукау меня не очень большая. И от такой мелочи столько народу может расстроиться.Но вообще-то, если я беременна, то ребенок сейчас еще меньше теста. Кусочекпластика и еще меньший комочек клеток, и вот – вся моя жизнь от этого зависит.Ну, конечно, я не умру, если ответ «да», но ощущение – что вроде как даже иумру.

Во-первых, никакого тебе достоинства. На эту пластиковуюпалочку пописать надо. Или в какую-нибудь емкость, а потом туда палочку сунутьи вынуть. Потом подождать, пока появятся полосочки: одна – не беременна, двеполосочки – беременна. Все просто.