Мика подошел сзади ко мне, обнял нас покрепче. И наконец наколени встал Ашер, скорее возле Натэниела и меня, чем возле Ричарда, но рукойкасаясь волос Ричарда. Все мы отдавали, кто что мог.

Рыдания стали тише, потом прекратились. Я ощутила, какуходит напряжение из его рук, из его тела. Он выдохнул – долгим, тяжелымвздохом, и я почувствовала, как он входит в тепло, в прикосновения. Все заботы,все тревоги уходили в тесноте тел, во взаимной ласке.

Потом он глубоко, полной грудью, вдохнул и распрямился, стояна коленях. Как человек, выныривающий из глубокой воды, но только этой водойбыли руки и тела. Он поднялся на колени, начал вставать. Мы раздвинулись, даваяему место.

Ричард улыбнулся мне, всем нам.

– Спасибо, всем вам спасибо. Мне это было нужно. Я незнал даже сам, насколько…

Он двинулся прочь из стоящего на коленях круга. Жан-Клод иКлей отодвинулись, давая ему пройти.

Он остановился в ногах кровати, вздохнул так, что тело еговздрогнуло.

Жан-Клод встал и помог встать мне. Я не возразила противпомощи – меня все еще трясло. Не только Ричарду сегодня нужна была поддержка.

Все встали, по одному, по двое. Мы ждали, чтобы Ричардчто-нибудь сказал, или чтобы кто-нибудь придумал, что сказать.

Он обернулся и улыбнулся нам. Его прежней, бойскаутскойулыбкой, как я ее называла. И держался так свободно, как я давно уже не видела.

– Я сегодня заночую в комнате Джейсона.

– Тебе не обязательно уходить, – сказала я.

Улыбка чуть стала уже, пропуская наружу легкую грусть.

– Не могу я здесь спать, с ними со всеми.

– Не думаю, что останутся все, – сказала я.

Он пожал плечами:

– Я не хочу тобой делиться, Анита. Особенно сегодня. Ноя видел твое лицо, когда Мика и Натэниел тебя обнимали. Со мной у тебя ононикогда не бывало такое мирное.

Я открыла рот, сказать что-нибудь утешительное, но он поднялруку, останавливая меня.

– Не надо, Анита, не отрицай. Я не злюсь, япросто… – Он мотнул головой. – Не знаю, что делать, но знаю, чтосегодня тебя делить не могу. Скоро будет рассвет, и ты не захочешь, чтобы снами был Жан-Клод. А он – единственный, с кем я готов был бы делить тебя в эту ночь. –Он снова пожал плечами. – Но тебе захочется чего-то потеплее. – Онпопытался улыбнуться жизнерадостно, и это почти получилось. – Так что мнелучше сейчас уйти. А то я скажу, или сделаю что-нибудь такое, что тебярасстроит – в этом я не сомневаюсь. – На миг у губ появилась сардоническаяскладка. – Я благодарен за утешение, оно мне было нужно, но где-то вглубине души мне по-прежнему хочется, чтобы все ушли.

С этими словами он резко повернулся и вышел.

– Клей, – велела я, – пойди с ним.

Клей спорить не стал, и когда он догнал Ричарда, Ричард тожене возразил. Я сочла это хорошим признаком. Во всяком случае, надеялась, что онхороший.

Жан-Клод прижал меня к себе:

– Прости, ma petite, мне очень жаль.

Ашер поцеловал меня в щеку:

– А мне не жаль, что он ушел.

– Веди себя прилично, – сказала я.

Он прижался ко мне, обняв Жан-Клода за плечи:

– Мы все вели себя идеально, а твой Ульфрик все равноушел, вздыбив шерсть.

Натэниел встал передо мной, отвел у меня прядь волос с лица.

– Знаешь, Анита, мне тоже не жаль, что его здесь небудет. Я хотел бы сегодня ночью держать тебя в руках, а Ричард бы меня вкровать не пустил.

Оба они были правы. Так с чего ж это я решила, будто должназащитить честь Ричарда?

– Хватит, – сказал Жан-Клод. – Ma petiteустала, оставим ее сегодня с Микой и Натэниелом.

Он поцеловал мое поднятое вверх лицо, ласково, и сам ничегона лице не выразил. Иногда он просил не отсылать его прочь, но сегодня даже непопытался. Выпустил меня и направился к двери рядом с Ашером.

– Как-то неловко выставлять тебя из твоей собственнойкровати, – сказал Мика.

Жан-Клод обернулся:

– Ma petite неприятно, когда я умираю на рассвете.Уважим сегодня ее чувствительность. Ей хватило потрясений на одну ночь.

Ашер обнял Жан-Клода одной рукой:

– Мы будем у меня.

Сто раз я видела, как они обнимаются, десятки раз отсылалаих ночевать в комнату Ашера. Но сегодня впервые подумала, чем же они там будутзаниматься. Сексом? Будут делать друг с другом то, что мы с Жан-Клодом делали сОгги? А мне до этого дело есть? Я даже не знала.

Мика посмотрел на меня:

– Дамиан утром не умирает, если он с тобой. Может быть,стоит выяснить, не так ли и с Жан-Клодом?

– Не напирай, Мика.

Мне почти отчаянно хотелось сегодня чего-нибудь нормального.Только в моем голосе прозвучало не отчаяние, а злость.

– Он может спать с другой стороны от меня, так что еслиутром он умрет, ты его касаться не будешь.

Я покачала головой:

– Почему это для тебя так важно? И именно сегодня?

– Я думаю, необходимо выяснить, не приобрел ли Жан-Клодкакие-то из тех возможностей, что приобрел Дамиан. Но важнее, что Белль Морттруднее стало тебя контролировать, когда он к тебе прикоснулся. Я бы постаралсясегодня держать его рядом – просто на всякий случай.

Я заморгала, глядя на него, потом вздохнула:

– Ох. Как всегда, практичен.

– Идеально практичен, – отозвался Ашер и отпустилруку Жан-Клода. – Пойду в свою одинокую постель.

– Ашер! – сказала я. – Пожалуйста. Хватит сменя на сегодня обид.

Он улыбнулся, подошел ко мне, обнял и почти братскипоцеловал в лоб.

– Никому из вас я сегодня не доставлю огорчения. Но ябы не против был на себе проверить эту вашу теорию о дневных вампирах. Еслиполучится у Жан-Клода, может получиться и у меня.

– У Дамиана получается только в одной комнате сНатэниелом. Боюсь, без Ричарда у Жан-Клода тоже не получится.

Ашер шагнул назад, пожал плечами этим поразительнымгалльским жестом и направился к двери. Нам он помахал легко и небрежно, нослишком много столетий воспоминаний накопились у меня о языке его жестов. Ну,не у меня, у Жан-Клода, но я их видела. Ашер был задет, и его можно понять –его одного выставили из комнаты. Но окликнуть я его не окликнула. Мне и один-тотруп в кровати не нужен, а два – так и подавно.

Я обернулась к указанному трупу. Он был одет в свойэлегантный халат, и виднелся треугольник груди, бледный-бледный, обрамленныйчернотой лацканов. А волосы – пена кудрей, мягче моих.