Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кувлар бек в ответ на это сказал: «О, повелитель, я потому предлагаю приостановить бой сегодня ночью, чтобы мы наутро могли разрушить каждый дом в Исфагане, чтобы покорить этот город не остаётся никакого другого пути. Такое невозможно осуществить сегодня, в такой темноте и под таким дождем, а завтра можно будет рушить дома, чтобы исфаганцы не могли оказывать сопротивление пользуясь их прикрытием, с их крыш забрасывать нас камнями и жечь нас заживо».
Мне донесли что в тот день, примерно в полдень, исфаганцы захватив в плен нескольких моих воинов, сожгли их живыми на глазах у остальных товарищей, чтобы запугать моих солдат и ослабить боевой дух.
Я сказал Кувлар беку: «Прерывать бой сейчас нецелесообразно, исфаганцам не следует давать передышку ибо собравшись с силами они могут напасть на нас ночью или отдохнув — с большим успехом сражаться против нас на следующий день. Бой должен продолжаться всю ночь, однако в нем должно участвовать небольшое число наших воинов, остальным следует отдыхать, чтобы назавтра они могли продолжить схватку свежими и отоспавшимися. Сегодняшней ночью исфаганцы должны ясно ощутить всю полноту нашего присуствия в их городе, с тем чтобы им было не до попыток совершить ночную вылазку против нас». Пятнадцать тысяч моих воинов были разбиты на два отряда, они вели бой сменяя друг-друга, остальных я отпустил и они отправились спать в свои шатры. Шатры дополнительно покрыли войлоком, чтобы дождь не просачивался внутрь.
Несмотря на дождь, в ту ночь нам удалось разрушить городскую стену еще в нескольких местах, что увеличило наши возможности для прорыва внутрь города. Как я уже упоминал, в тот день я бросил на Исфаган сто шесть тысяч воинов, оставив в резерве пятьдесят тысяч. К наступлению ночи в моём распоряжении осталось меньше солдат — в тот день исфаганцам удалось уничтожить или вывести из строя восемь с половиной тысяч моих людей. Поскольку я предвидел, что дождь затянется, а обстановка в Исфагане была такова, что мне не требовались конники, в тот же день, до наступления темноты, я отправил часть людей в Саддэ, чтобы им не пришлось мокнуть под дождем.
Для остальных, присутствие которых вблизи от поля боя было необходимым, мы устроили навесы из стволов и ветвей деревьев, чтобы защитить их от дождя. Конечно, в случае потери лошадей мы могли бы восполнить их число за счет изъятия у населения в центральных земель Ирана, Рея и Хорасана, но наши лошади были обученными, они могли без устали покрывать большие расстояния и в случае их потери и приобретения взамен новых и необученных, мы бы не смогли покрывать одним махом большие расстояния. В ту ночь дождь лил до утра, и до рассвета мои воины бились с исфаганцами, рушили их дома и городскую стену. Когда наступил рассвет, прекратился дождь и засияло солнце, стало тепло. Я велел командирам предоставить в распоряжение воинов все имеющие в войсках средства для разрушения и каждый из воинов в тот день должен был осознать, что он одновременно является и доблестным бойцом и строительным рабочим. (Пояснение: несомненно Тимурленг не употреблял выражения «строительный рабочий» в своих мемуарах, термин этот использовал Марсель Брион в ходе своего перевода. Мы это подчеркнули, чтобы показать, что переводчик понимает, что некоторые современные термины и названия не могли быть в ходу в те далекие времена — Переводчик).
Я возложил на военачальников формирование отрядов, которые должны были разрушать строения. Им было так же сказано, что если они столкнутся со зданием, которое трудно разрушить вручную, то пусть дадут об этом знать, чтобы мы взрывали его с помощью пороха. Оставив двадцать тысяч, воинов в качестве резерва за городской чертой, я обрушил все оставшееся войско на город.
Наше наступление началось с четырех сторон, мы уже не были вынуждены попадать в город лишь через русло реки, как накануне. Сам я вступил в город с пешими воинами, было так много разрушений, что невозможно было продвигаться верхом на коне. Повсюду в грязи валялись трупы и было видно, что мои воины точно выполнили мое указание — резать без жалости всех, и мужчин, и женщин, и детей. Зато проливной дождь, ливший всю прошлую ночь превратил развалины в болото и я со своими воинами с трудом продвигались вперед, временами я проваливался в грязь до середины голенища сапог. Воин должен быть привычен к тому, чтобы шагать по колено в крови, поэтому он не должен жаловаться если приходится шагать проваливаясь в грязь до середины голенища сапог.
У меня не вызывало сомнений, что грязь создаст серьезные трудности в продвижении моих воинов по городу. Исфаганцы, укрывшись за стенами своих домов осыпали нас камнями и стрелами, а мои воины преодолевая заболоченные и залитые водой пространства, приближались к этим домам и начинали их рушить Как только рушился один дом, его обитатели старались тут же перебраться в другой. Времени было настолько мало, а нетерпение и злость настолько велики, что когда в наши руки попадали молодые и красивые женщины, нам некогда было забирать их в плен, вместо этого приходилось поспешно отсекать им головы или вспарывать животы, наблюдая как вываливаются наружу их внутренности. Изможденные лица убитых указывали на то, что они долгое время голодали, и когда им вспаривали животы, во внутренностях видна была лишь зелень, — в последнее время они явно питались листьями деревьев. Желая успеть всюду, я не задерживался подолгу в одном месте и стремительно передвигался из одного квартала в другой.
Обстановка на всех участках боевых действий была примерно одинаковой, повсюду исфаганцы стремились воздвигать препятствия посреди улиц, чтобы мешать нашему продвижению и вести сражение укрывшись в своих домах, стрелы и камни продолжали летать в нас. Редко случалось, чтобы исфаганцы входили в прямое соприкосновения с нами, для них безопаснее было вести бой укрывшись за уличными баррикадами и стенами домов.
На одном из участков на пути моих воинов оказалась мечеть, стены которой были толстыми, выложенными из жженного кирпича и я, при всем уважении, что питаю к мечетям, велел взорвать ее стены при помощи пороха, а всех кто укрывшись в ней метали в нас стрелы и камни — убить, невзирая на их возможное желание сдаться. На другом участке мы до дошли кладбища и не увидели там ни одного уцелевшего надгробия — видно исфаганцы сняли камни даже с могил, чтобы
