воздвигнуть баррикады на прилегающих к кладбищу улицах. Я велел воинам чтобы они прикрывшись щитами еще раз попытались приблизиться к баррикаде и взять ее приступом. При их приближении несколько исфаганцев раскачав огромный надгробный камень, установленный на гребне баррикады обрушили на моих воинов, убив нескольких. Однако остальным удалось овладеть баррикадой и исфаганцы отступили в сторону центра города. Пока мои воины рушили дома, наступая с четырех сторон, Кувлар-бек со своими воинами сумел занять одну из широких улиц в северной части города. Воины Кувлар-бека успешно продвигались по ней, одновременно расширяя пространство, разрушая дома по обе её стороны, убивая или вынуждая к бегству их обитателей. Джахангиру, моему сыну, так же удалось ворваться в город по сравнительно широкой улице, которую он принялся расширять таким же способом, продвигаясь вперед.

Сын мой, Джахангир, как и Кувлар-бек, разрушая дома по обе стороны своего маршрута продвигался вперед пока не уперся в мечеть, которая, как выяснилось, оказалось пятничной мечетью Исфагана. В ней укрылось некоторое число исфаганцев, вознамерившихся оказать сопротивления. Все они были убиты. Джахангир оставил живыми лишь троих, которые как он выяснил были духовными лицами, ведущими общую молитву. Джахангир знал, что я обязался не убивать ученых, литераторов и искусных ремесленников. Джахангир отправил тех троих ко мне, я спросил их, действительно ли они являются теми, на кого возложены обязанность поочередно возглавлять общую молитву в пятничной мечети. Один из них, с длинной седой бородой ответил: «О эмир, мы ведём молитву не по-очереди, а каждодневно». Я удивился, услышав столь необычный для меня ответ, я перепросил: «На самом ли деле каждый из вас и каждодневно ведет молитву в соборной мечети, и при этом люди совершают молитву следуя трем имамам в одной мечети?» Седобородый священнослужитель ответил: «Да, это так, о эмир». Я сказал: «Значит, каждый из вас во время молитвы располагается в одной из трех различных частей мечети». Они утвердительно ответили, разъяснив, что в мечети имеется различные галереи, в них и занимают свои места каждый из них.

Я сказал: «Сейчас когда идет бой и у меня нет времени много говорить с вами, тем не менее спрашиваю, почему бы двоим из вас не следовать движениям третьего, с тем чтобы все молящиеся следовали одному возглавляющему молитвы». Тот же священнослужитель с длинной седой бородой ответил: «О эмир, здесь люди признают ведущим молитву и следуют движениям того, кого считают наиболее справедливой личностью, поэтому каждый следует в молитве тому из имамов, которого считает таковым». Я спросил старца: «Если ты хочешь заказать обувь сапожнику, тебя будет заботить, злодей или добрый человек тот сапожник? Тебе от него нужна обувь, после того, как он сошьет ее, ему нужно получить от тебя деньги. Согласно исламской религии, во время молитвы, один из молящихся должен возглавлять ее, стоя впереди остальных, при этом ему достаточно быть обычным мусульманином, чтобы другие следовали ему. Ни в одной из религиозных заповедей не говорится о том, лицо, ведущее общую молитву должно быть ангелом, достаточно, чтобы люди считали его добропорядочным мусульманином, в нём справедливым считается всё, что не противоречит основам исламской религии».

В тот день у меня не было времени продолжать обсуждение вопроса с теми тремя духовными лицами, иначе я бы убедительно доказал им, всюду, где происходит общее моление, один из молящихся должен возглавлять его, при этом неважно, праведник он или грешник, если люди считают его мусульманином, этого достаточно, чтобы он был имамом и следовали ему во время совершения общего намаза.

Битва за Исфаган принимала такой оборот, что стало ясным — пока мы не разрушим каждый из его домов, жителей не усмирить. В то время как Кувлар бек и Джахангир, каждый на своём месте, разрушали дома и продвигались вперёд, я на своём был занят тем же. К полудню палящее солнце частично подсушило землю, что позволяло нам вести боевые действия более успешно. Отряды Кувлар-бека и сына моего Джахангира соединились и продолжали рушить дома восточной и западной частей города. Пробиваясь в восточном направлении, я дошёл до квартала, состоящего из деревянных построек и поскольку ломать их было трудно, велел чтобы их подожгли. Пожар широко распространился, вынуждая укрывшихся в тех домах обитателей покинуть их и оказаться под ударами наших сабель и копий. Вдруг я увидел, что ко мне направляется несколько жителей, во главе со старцем-священнослужителем, несшим в руках большую книгу, как затем выяснилось — Коран.

Старец-священнослужитель обратился ко мне: «О, эмир, ты — мусульманин, и я заклинаю тебя этой священной книгой, прикажи остановить дальнейшее истребление жителей Исфагана!» Я ответил: «Исфаганцы оказали мне сопротивление, тем самым они заслужили суровое наказание и поэтому должны быть поголовно истреблены. С начала осады и по сей день они убили тысячи моих воинов, и я не могу оставить без внимания их пролитую кровь. Единственное что я могу обещать, если жители города сдадутся, возможно, что я не стану проливать кровь тех, кто перейдёт на мою сторону и будет служить мне». Тот старец заплакал и сказал: «О, эмир, жители этого города обессилели, пожалей же их». Я ответил: «Эти люди могли бы впустить меня в город, открыть ворота и сдаться по доброй воле. В том случае я бы смилостивился над ними и не стал бы проливать их кровь, однако после того как они истребили тысячи моих воинов, проявлять жалость в их отношении я не считаю уместным. В бою я беспощаден в отношении врага, однако я не стану убивать тебя и твоих спутников пришедших с тобою в качестве посланцев для ведения переговоров».

Через час мне сказали, что вследствие произведенных нами разрушений, имущество жителей погребено под пеплом и развалинами и поэтому не достанется моим воинам в качестве добычи. Таким образом выходило, что если пощадить всё ещё остающихся в живых исфаганцев, можно надеяться, что воинам достанется хоть какая-то добыча. Это побудило меня согласиться с тем чтобы не проливать кровь уцелевших горожан, при условии, что они выйдут из своих домов. Оставшиеся в живых исфаганцы сдались надеясь сохранить свои жизни, с того же дня я заставил их хоронить мёртвых.

Трупов было так много, что те, кто уцелел не имели возможности хоронить их по отдельности, это можно было сделать только в виде массовых погребений. Я согласился с тем чтобы женщин города разделили между моими воинами, всё ценное, что уцелело, стало нашей добычей и подлежало дележу среди войска.

В течении второго дня исфганской битвы погибло семь тысяч моих воинов и я