В эту ночь он собрал свои вещи и ушел от нее навсегда. Носостояние безумной ярости, когда он оказался способным ударить мать своегоребенка, он запомнил на всю жизнь. И с тех пор он всегда боялся такого гнева всебе.

Позже он станет миллионером и миллиардером, пошлет дочь научебу в Швейцарию и начнет выплачивать ежемесячно ее матери деньги. Но нивидеть, ни слышать своей бывшей жены больше не хотел никогда.

Ирина, нацеловавшись с дочерью, с вызовом взглянула на него.

— Девочка в таком состоянии… — сказала она.

Он поморщился. Все эти дни он избегал встречи с этойженщиной, чтобы не говорить на подобные темы. Он представлял себе, что именноона скажет ему, обвиняя его в трагедии с дочерью. Отчасти она будет права. Он этопонимал и именно поэтому избегал встречи.

— Врачи считают, что она быстро поправится, — жестко сказалРашковский, — я думаю, что самое страшное уже позади.

— Ее нужно показать настоящим специалистам, отвезти вЕвропу, — с возмущением сказала Ирина, — а наши «коновалы» ничего не понимают.

Хорошо, что она сама заговорила об этом. Он с удовольствиемвоспользовался ее словами.

— Конечно, нужно, — кивнул Рашковский. — Я увезу ее вЛондон, чтобы показать лучшим врачам.

Этого Ирина явно не ожидала. Она немного растерянновзглянула на него.

— Когда? — только спросила она.

— Через три дня. За это время она немного окрепнет.

— А я? — зло бросила она. — Я останусь прозябать в Москве?

Вот что ее волнует, неприязненно подумал он. Она хочетпоехать в Лондон. Пять тысяч ей кажутся не очень большой суммой. Хотя, может,он несправедлив, и она действительно переживает за дочь.

— Хорошо, — сдержанно сказал он. — Поедешь вместе с ней.Только будь добра, сделай так, чтобы я не слышал никаких претензий. — Онподошел к дочери, наклонился, поцеловал ее и вышел из палаты.

Выйдя в коридор, он хотел пройти к лестнице, но затем,словно вспомнив о своих делах, повернул обратно и вошел в соседнюю палату кадмиралу. Пожилой пациент ел свой суп, сидя в кровати и весело беседуя смедсестрой, которая расположилась на соседней койке.

— Добрый день, — поздоровался Рашковский, — как ваши дела?

— Здравствуйте, — оживленно ответил адмирал, — вы ко мне?

При появлении Рашковского медсестра вскочила со стула. Оначасто видела по телевидению этого влиятельного человека и теперь былавзволнована его присутствием в столь будничной обстановке.

— Мы ваши соседи, — пояснил Рашковский, — у меня дочь всоседней палате.

— Значит, вы Рашковский? — понял адмирал, чуть приподнимаясьс постели.

— Валентин Давидович, — представился Рашковский.

Адмирал отодвинул суп, вытер рот и, встав с постели,вытянулся в струнку и назвал себя — звание, имя, отчество, фамилию.

— Не так официально, — улыбнулся Рашковский. — У меня ведьздесь дочь, — снова повторил он.

— Я знаю, — сказал адмирал, — какое несчастье. Бандитысегодня никого не жалеют. Ничего, новый президент обещал навести порядок.

— Да, конечно, — немного растерянно произнес Рашковский. — Авы, говорят, скоро выпишетесь. Может, вы сядете, я зашел к вам на минуту.

— Вы тоже садитесь. — Адмирал был убежден, что такомусерьезному человеку, каким ему представлялся Рашковский, можно доверять. Он ине подозревал, что весь разговор в его палате прослушивается из другой комнатыи теперь сотрудники МВД лихорадочно думают, как убрать Рашковского из палаты нев меру говорливого адмирала.

Медсестра забрала тарелку с остатками супа и вышла изпалаты. Откуда ей было знать, что палата прослушивается сотрудниками Службывнешней разведки, страховавшими своего коллегу.

— Как вы себя чувствуете? — участливо спросил ВалентинДавидович.

— Уже хорошо. После инфаркта человек чувствует себя так,словно заново родился. Врачи считают, что я счастливо отделался.

— Слава богу, — кивнул Рашковский, — я видел, как многолюдей к вам ходит.

— Да, — сказал адмирал, — сослуживцы, друзья. Меня на флотевсе знали. Даже из Министерства обороны приезжали.

— Внимание, — сказал офицер разведки, прослушивающий палату,— Рашковский пытается разговорить адмирала. Нужно срочно помешать ему.

— Конечно, — соглашался Рашковский. — Вы такой заслуженныйчеловек…

— Куда там, — отмахнулся порозовевший адмирал. Ему былаприятна похвала такого человека. — Сейчас уже и не больно известный. Я уже вотставке.

— Все равно. Я видел многих посетителей. И даже женщиныбывают.

— Знали бы вы, какой молодец я был в молодости, —обрадовался болтливый моряк.

— Срочно врача! — крикнул дежурный офицер. Он уже понял,почему Рашковский затеял этот разговор.

— Я видел, какие женщины к вам ходят, — вкрадчиво продолжалВалентин Давидович, — и молодые бывают. И очень красивые. Даже очень красивые.

— Быстрее, — поторопил офицер, — он может проговориться.

— Конечно, бывают. Меня многие навещают.

— Я видел у вас одну молодую женщину. Она, кажется, знаетанглийский. Высокая женщина с книгой в руках. Ей лет сорок, но она изумительносохранилась.

— Ах, да это Марина, — засмеялся адмирал, — вы ее видели?

— Видел, — подтвердил Рашковский, — очень эффектная женщина.Она ваша родственница?

— Не совсем, — засмеялся адмирал. Офицер, слышавшийразговор, был в панике. Врача на месте не оказалось. Болтливость старого морякамогла погубить всю операцию. Но адмирал был тертый калач.

— Она дочь моего друга, — твердо сказал он, помнянаставления, которые ему давали. Он помнил еще времена всеобщей шпиономании,когда в каждом постороннем видели представителя враждебных разведок, а болтунсчитался «находкой для шпионов». Именно поэтому он насторожился, когда внезапнопоявившийся гость начал расспрашивать его о Марине.

— Ее отец был дипломатом, — сухо сказал адмирал. — Кажется,у меня начинает кружиться голова…

В этот момент в палату наконец вошел врач. Рашковскийподнялся.

— Больному нельзя много разговаривать, — строго сказал врач.

— Да, да, конечно, — согласился Рашковский, — до свидания.Извините, что побеспокоил вас.

Он вышел из палаты, а адмирал, пытаясь унять внезапноначавшееся сердцебиение, пытался понять, почему именно его решили использоватьв этой игре. И мог ли этот Рашковский оказаться пособником мафии? Адмиралтвердо верил в то, что бандиты прячутся от честных людей, появляясь ночью чащевсего в подъездах. При этом вид имеют самый злодейский, и нормальный человексразу их может распознать. «Да бог с ним, с Рашковским», — подумал он. Но пронаказ относительно Марины он помнил твердо, а флотская дисциплина стала еговторым «я».