— Но согласитесь, что это несколько унизительно, когда«смотрят вам зубы», перед тем как совершить покупку, — строптиво заметилаМарина.

— Вы утрируете, — быстро вставил Кудлин, — все немного нетак, как вам представляется.

— И все же не стоит так жестко комментировать наш разговор,— вставил Журавлев, — мы ведь коллеги, а наша сегодняшняя встреча — попыткапроверить, насколько могут быть совмещены наши точки зрения.

Официант принес очередное блюдо. Это была жареная рыба, иона сразу взяла рыбный нож.

— Вы часто бываете в ресторанах? — спросил Журавлев, заметивее движение.

— Не часто, — честно призналась она. — В Москве трудноходить в рестораны одной. Да попросту небезопасно. А за границей я давно небыла. Но рыбный нож от обычного отличать меня научили.

— Я заметил, — засмеялся Журавлев, — можно я задам вамнесколько бестактных вопросов? Простите старика, если они покажутся вамнедостаточно скромными.

— Ради бога, — лукаво улыбнулась она в ответ, — кажется,меня проверяют, как космонавта перед полетом. Не удивлюсь, если в конце нашейбеседы у меня возьмут кровь на анализ.

Все трое расхохотались. Журавлев пригубил из своего бокала ипродолжал:

— Вы такая эффектная и красивая женщина. Почему вы живетеодна?

— Видите ли, в моем возрасте трудно найти спутника жизни.Говорят, что женщина с годами становится менее взыскательной, пытаясь прощатьнедостатки своего партнера. Но я так не могу. Поэтому еще не нашла свой идеал.

— Можно сказать, что вы в поиске? — улыбнулся он.

— Можно. Только не в активном. Скорее впассивно-созерцательном, — теперь улыбнулась она.

— Я слышал, что ваш муж погиб много лет назад. Извините меняза назойливость, вы тяжело пережили его смерть?

Она помолчала. Здесь нужно было обязательно помолчать. Этотвопрос был в числе обязательных, на которые обращал внимание Циннер.

— Нет, — наконец сказала она, — мне было плохо. Но я неочень переживала. — Это была их «домашняя заготовка».

— Почему? — быстро спросил Журавлев.

— Мы ведь с ним к этому времени развелись. Потом он погиб, —заученно ответила она. — Он был военным летчиком, но я об этом стараюсь не сообщатьв своих анкетах. Только в анкете для Леонида Дмитриевича я указала этот факт. Впрочих анкетах обычно пишу, что была разведена.

— Понятно. У вас был неудачный первый опыт брака. С тех порвы не выходили замуж?

— Несколько раз пыталась, — откровенно призналась она. — Но,к сожалению, ничего не выходило.

— Почему?

— Завышенный комплекс самооценки, — сообщила она. — Илидругие скрытые комплексы. Не знаю. Не мне судить, хотя я и психолог.

— У меня есть еще несколько не очень приятных вопросов. Еслихотите, мы попросим Леонида Дмитриевича удалиться.

— Не нужно, — ровным голосом отказалась она. — Не думаю, чтоможет появиться такой вопрос, на который я не смогу ответить в его присутствии.Итак?

— Извините меня, вы склонны к экспериментам… в постели?

Вот здесь она действительно смутилась. Такой вопрос не былпредусмотрен. Неужели она не ослышалась? Или он нарочно решил шокировать ее?Быстро бегут секунды. Нужно отвечать. Нужно что-нибудь придумать. А с другойстороны, она подсознательно помнила, что запись их разговора ведутприкрепленные к ней сотрудники. Пряжка ее сумки фиксирует все детали беседы.Циннеру все равно, а прочие будут зубоскалить. Сколько людей услышат этузапись? Быстрее нужно отвечать, прошло уже пять, нет, семь секунд, восемь…

— Это нужно знать для моей работы в банке «Армада»? — Онанахмурилась, взглянув на Журавлева. Потом посмотрела на Кудлина. Тот пожалплечами, схватившись за стакан с пивом.

— Разумеется, нет, — ответил Вениамин Денисович. — Но мневажен ваш ответ. Если не хотите, не отвечайте.

— Да, — с явным вызовом сказала она достаточно громко, так,чтобы ее услышали те, кто должен был слышать. — Да, я не против экспериментовподобного рода.

— Если вас постигнет неудача во время вашей работы винституте, что вы станете делать? Переживать? Пытаться немедленно всеисправить? Испугаетесь, что о вашем поражении узнают другие? Не станетепереживать, решив отказаться от задуманного? Просто выбросите все из головы?Будете бороться до конца? Что вы станете делать?

— Буду бороться до конца или попытаюсь все исправить, но ненемедленно. Постараюсь обдумать, почему я допустила промах и в чем его причина.

— Вы могли бы пожертвовать собой ради чего-то важного? Даили нет?

— Скорее да. Но я должна быть уверена в целесообразностисвоего шага.

— Вы можете сказать своему начальнику, что он не прав? —Этот вопрос они тоже предусмотрели. Журавлев испытующе смотрел на нее.Идеальный ответ, который рекомендовал Циннер, звучал так: «Не всегда». Но онамолчала. Кудлин прекратил есть и с интересом смотрел на нее. Циннер навернякабыл прав, и стоило последовать его совету, но, с другой стороны, онрекомендовал ей быть предельно откровенной с Журавлевым. Предельно откровенной.Кудлин даже положил вилку на стол. Он даже перестал дышать, словно это был самыйглавный вопрос, ответ на который решал и его судьбу. Циннер меня разорвет накуски, внезапно подумала Марина, и ей почему-то стало легче.

— Да, — она подняла голову и посмотрела в глаза Кудлину, —да, — сказала она с нажимом, — я могу сказать это своему начальнику.

— Очень хорошо, — похоже, Журавлев был удовлетворен. Онавдруг поняла, что поступила верно. В какой-то момент сработала чисто женскаяинтуиция. Журавлева бы не устроил уклончивый ответ. Ему нужна была конкретика.Он бы стал настаивать на конкретном ответе, а уклонившись от него, она бымногое потеряла в его глазах.

— Какое чувство вы испытываете, если вас неожиданно вызываютк директору института?

— Собранность. Ответственность, — чуть подумав, сказала она.

— Это общий ответ, — сразу возразил Журавлев, — меняинтересует более конкретный. Что именно — страх, ощущение опасности, желаниепонравиться, продвинуться по служебной лестнице? Или вы ничего не испытываете?

— Желание продвинуться, — призналась она, — это более всего.Я хочу полностью использовать свой потенциал.

— В чем он? Какие наиболее сильные стороны своей натуры выможете задействовать?

— Целеустремленность, коммуникабельность, возможностьбыстрой адаптации. Умение просчитывать варианты возможного поведения моихколлег.