Марк Лейкман родился в Портленде, штат Орегон. «Я был чудовищем Франкенштейна, созданным двумя героическими модернистскими дизайнерами, архитекторами и проектировщиками, – рассказывает он. – Я был воспитан в их творческой семье, а затем послан в мир выполнять их приказы». Отец Марка был основателем отдела городского дизайна Портленда; мать была знатоком ранних городских культур и таскала сына по миру, изучая неолитические общины.

«Я подвергся воздействию такого обилия интересной информации, – продолжает Марк. – К тому же это были 60-е, Джон Ф. Кеннеди просил нас подумать о том, что мы можем сделать для нашей страны. Я был просто запрограммирован думать, что мне необходимо оставить свой след».

В старшей школе Марк направил свое рвение на создание гигантского комикса размером два на три фута, в котором он превратил супергероев и злодеев вселенной Marvel в космических персонажей, ведущих борьбу против западного экспансионизма. «Думаю, так я пытался выразить свой подростковый протест».

После школы Марк в течение года занимался ремонтом домов, а затем пять лет изучал архитектуру в Университете штата Орегон, после чего устроился работать в местную дизайнерскую фирму.

«К счастью, именно в тот момент, когда я начал сомневаться в правильности выбора профессии, и произошел этот инцидент с сокрытием информации о токсичных отходах, – рассказывает он. – Моя фирма проектировала здание Bank of America в центре Портленда, прямо на берегу реки, и оказалось, что наш подрядчик платил государственным инспекторам, чтобы они игнорировали тот факт, что на месте строительства находится захоронение огромных резервуаров с ядовитыми отходами.

«Все это было преподнесено нам в виде шутки, – говорит он, – и мои коллеги смеялись, как будто в этом не было ничего страшного и мы не нарушали закон».

В ответ Марк решил превратить этот факт в важное событие – по крайней мере для самого себя. «Уволился я невероятно красиво, – продолжает он. – Я собрал всех шестерых своих начальников в конференц-зале и обратился к ним с речью о том, что, когда мы только начинали заниматься дизайном, у всех нас были общие устремления, но теперь мы от них отказались. Фактически я сказал: “Я ухожу, но все еще в вас верю”. Спустя годы один из моих начальников сообщил, что это выступление помогло фирме решиться на некоторые изменения. Было приятно это услышать».

Затем Марк делал то, чем занимаются многие после разрушительного жизнетрясения. Он плыл по течению, скитался и потерял себя.

«Я начал путешествовать. Сначала без особой цели. Я просто знал, что мне нужно поездить и осмотреться. Я побывал в Европе, в странах Средиземноморья, затем в Северной Африке. Я начал спрашивать людей: “Что со мной не так? Что не так с моим сообществом?” И люди отвечали: “Знаете, американцы на самом деле люди неинтересные. Вы, как правило, много говорите о деньгах и совсем не умеете слушать”».

Но эти люди также просили его остаться. Следующие семь лет Марк провел в скитаниях. Он приезжал в какое-нибудь место, заводил друзей, они давали ему работу, и некоторое время он там жил, а затем уезжал. Все это время он занимался тем, что слой за слоем сбрасывал с себя свою идентичность, оставляя позади свои притязания, свою уродливую американскую натуру, свою склонность слишком много говорить. Он чувствовал себя обнаженным и беззащитным. «В какой-то момент мне снилось, что я спускаюсь к мосту примерно в шести кварталах отсюда и спрыгиваю с него».

Но постепенно он работал над раскрытием своих основополагающих убеждений. Он избавился от привязанности к деньгам. «Мне пришлось упростить свою жизнь, научиться жить без комфорта, перестать быть потребителем». Он отбросил свою одержимость карьерой. «Мне пришлось многое переосмыслить, выяснить, как работать с альтернативным капиталом, перестать думать с точки зрения бюджета и достижений». Он снизил свою привязанность к благам цивилизации. «В конце концов я понял, что для того, чтобы основательно разобраться в основах человеческого существования, мне нужно посетить доиндустриальное общество, никогда не подвергавшееся влиянию колониализма».

Так он и сделал. Марк отправился в отдаленные джунгли на юго-востоке Мексики, где его пригласили пожить среди лакандонов, одного из самых изолированных племен в мире, проживающих в зоне боевых действий сапатистских повстанцев на границе с Гватемалой. «Это было похоже на попытку найти Эдемский сад».

Там, после нескольких месяцев, потраченных на то, чтобы завоевать доверие, Марк получил опыт, по его твердому убеждению, ставший возможным только благодаря всему тому очистительному процессу, через который он себя провел. «И тут произошло то, о чем я никому не рассказывал, но этот момент я мог бы назвать святым, – описывает он. – Я сидел с этим молодым человеком на крыльце священного дома майя. Собралась вся община. Все были одеты в одинаковую одежду. Если бы не волосы на лице, их можно было бы назвать андрогинами. Этот человек по имени Марио в течение нескольких месяцев был моим проводником».

Пока они оба сидели, скрестив ноги, на плечо Марио села бабочка. «Затем, по мановению его руки, бабочка покидает его плечо и начинает летать над его рукой. Бабочка начинает описывать горизонтальные круги прямо над раскрытой ладонью, но не садясь на нее. Марио подается вперед и приседает на корточки, выставляет вперед другую ладонь, и бабочка перелетает на это запястье, а затем начинает летать туда и обратно, я бы сказал, раз шесть, совершая своего рода танец.

«Так как же мне это описать? – продолжает Марк. – Бабочка опускается на указательный палец его правой руки. Марио наклоняется вперед, как бы предлагая мне бабочку, и говорит: “Подними вверх палец”. Я поднял палец, но бабочка явно не хотела садиться на него. Так что Марио склоняется над ней и, по-видимому, весьма эмоционально пытается бабочку уговорить. В конце концов бабочка прыгает с его пальца на мой. И знаете, меня не особо интересуют визуальные эффекты Стивена Спилберга, космические пришельцы, взрывающиеся планеты, но в тот момент, наблюдая за этим едва уловимым танцем бабочки с человеком, я почувствовал, что внутри меня все еще живет тот десятилетний мальчик и что жизнь – это нечто большее, чем то, что я когда-либо мог вообразить.

«И я помню, почувствовал, – говорит он, – что внутри меня что-то тает, как будто из задницы выходит все накопившееся там дерьмо, ну или что-то в этом роде. Я чувствовал себя таким уверенным и сознавал, что мне нужно возродить свое стремление изменить этот мир к лучшему, которое я испытывал подростком».

Марк вернулся в Портленд, преисполненный решимости продвигать идею о том, что человечество потеряло места для собраний, подобное тому, где он получил свое прозрение в тот день. Мы пали жертвой урбанистической сети индустриальных улиц, закрытых входных дверей, минимального общения между людьми. Он основал партизанское дизайнерское сообщество под